Михаил Михайлович, вы согласились стать создателем главных призов Международного телевизионного конкурса юных музыкантов "Щелкунчик".
Михаил Шемякин: Да, это три фигурки: "Золотой", "Серебряный" и "Бронзовый" "Щелкунчики", расписанные мною лично, вручную.
Это связано со сказкой Гофмана?
Михаил Шемякин: Мой "Щелкунчик", он навеян тем, чтобы дети могли понять, почему Машенька могла влюбиться в этого уродца.
Каким был ваш первый осознанно созданный образ? Наверняка это было совсем в раннем детстве?
Михаил Шемякин: Первый созданный мною художественный образ - это одноногий пират Джон Сильвер. Тогда мы воспитывались на идеалах - Павлик Морозов, Кошук (подпольная кличка Олега Кошевого)… Но мы почему-то с детских лет возненавидели эти навязываемые нам образы положительных героев. Поэтому сшили пиратский флаг, разучили пиратские песни из фильма "Остров сокровищ", где Джона Сильвера играл Осип Абдулов (отец Александра Абдулова), а Билли Бонса - Николай Черкасов.
Большая часть вашего детства прошла в оккупированной Восточной Германии, а затем в ГДР. Вы говорите "мы" - это ваши одноклассники?
Михаил Шемякин: Я жил в закрытом интернате для детей высших военных чинов. Интернат находился под охраной, была пропускная система, стоял автоматчик. Но это нормально, потому что многие боялись провокаций со стороны немцев, несмотря на то, что это была уже демократическая Германия… Я помню, когда меня увезли в госпиталь вместе с другими ребятами. Немка, обуреваемая жаждой мести (дети ее погибли под Сталинградом), она умудрилась, работая поваром у нас на кухне, натолочь стекла в кашу!.. Всех ребят увезли на обследование, у кого-то что-то нашли, я проскочил, слава Богу!
Вы рисуете всю жизнь…
Михаил Шемякин: Я не рисую всю жизнь - я вообще никогда не думал, что стану художником! Когда мы вернулись в Россию, отец хотел, чтобы мы жили в Краснодаре (туда направился генерал Плиев, под командой которого служил мой отец). Мама, коренная ленинградка, не хотела ехать. Я - тоже. Я любил бабушку, и вообще мне было страшно куда-то отправиться дальше этого (для меня в то время нелюбимого) Ленинграда. И мама сказала, что есть одна возможность, есть художественная школа - если ты сдашь туда экзамен, то мы будем вынуждены остаться. Две ночи подряд я рисовал какие-то иллюстрации к сказкам Пушкина, а на третий день мама понесла их в приемную комиссию и ей сказали, что ее сын так рисует, что сразу может держать экзамен по живописи и поступать во второй профессиональный класс. Я сдал экзамены, и мы остались в Ленинграде. Через несколько лет отец все равно уехал. А я увлекся живописью, графикой, и понял, что если я пошел по этому пути, я должен быть лучшим!
Откройте тайну, кто ваши учителя?
Михаил Шемякин: Я работал день и ночь, создал себе жесткий режим: выбросил карандаш, выбросил резинку, потому что понимал, что это всегда есть путь к отходу. Если вы неправильно нарисовали линию, вы можете ее стереть. Но если вы рисуете тушью на бумаге, эту линию можно вырезать только бритвой, а это мучительно долгий и зачастую безрезультатный процесс. Поэтому я приучил свою руку к копированию гравюр старых средневековых немцев: Дюрера, Кранаха. Через несколько лет я уже достаточно серьезно владел линией. То же самое было и со светом: я изучал технику старых мастеров, устроился чернорабочим в Эрмитаж для того, чтобы иметь право копирования. Я копировал Пуссена, голландцев, изучал саму технологию... Прежде всего, я должен был овладеть профессиональными знаниями, необходимыми для художника. Многие мои друзья уже экспериментировали: Олег Григорьев, известный поэт, замечательный художник, Таня Кернер - они уже начали все деформировать формы, отходя от натуры, от природы.
А вы?
Михаил Шемякин: Все смеялись надо мной и говорили: может хватит копировать Брейгеля и Пуссена?! Я отшучивался, но себе я говорил четко: я еще не готов - сначала нужна академия, суровая школа. И в результате все эти ребята, выплеснув свою юношескую фантазию на листы бумаги, на холсты, очень быстро иссякли, мастерство они не нарастили. А когда они уже кончали свой художественный путь, я только начинал экспериментировать.
В вашей творческой натуре живут Художник и одновременно Теоретик искусства. Спорят ли они между собой?
Михаил Шемякин: Ни о чем не спорят. Я плавно перехожу от исследований, которые меня обогащают, к своей творческой работе. Знания могут помешать только идиоту, перенаполнить его голову и "сбить с панталыку". Меня "сбить с пути" довольно сложно. Не скажу, что я очень умен, но просто-напросто я стараюсь мыслить так, как положено серьезному труженику, не объявляя себя гениальным, понимая, что учеба прежде всего! И еще - критическое отношение к себе, как к человеку и как к творцу (как любят себя называть многие художники). Это дает мне возможность постоянно находить что-то новое. А если ты находишь что-то новое, значит, ты движешься, а не топчешься на месте! Есть художники, которые всю жизнь пишут одну картину. Это интересно, конечно, но я не представляю, что бы я сделал в их шкуре… Наверно бы, сошел с ума! Вот Олег Целков, замечательный художник, я его очень люблю, но всю жизнь он пишет одну и ту же картину! Я понимаю, что Сезанн писал один и тот же натюрморт, но это совершенно другое. Натюрморт может быть в 9.30 утра одним, а в 9.30 вечера совершенно другим. Поэтому информация от работ Сезанна - она феноменальная! Мы смотрим на Сезанна уже скоро, наверное, столетие и каждый раз мы получаем бесконечный поток информации. Есть искусство численной бесконечности, а есть искусство духовной бесконечности…
Почему иногда вы в своих интервью говорите о себе в третьем лице?
Михаил Шемякин: Мне так легче. Так я могу критиковать господина Шемякина или, допустим, отметить какие-то положительные его черты. Потому что "Я" - это где-то все-таки - "выпирание". И в многочисленных интервью, которые я даю, получается сплошное такое "яканье". Многие художники ценят самого себя и поэтому "я" - это для них естественно. Для меня немного неловко постоянно говорить "я решил, я предпринял". Я и так много чего делаю, и так понятно, что это делает Шемякин!
Как вы относитесь к новому закону о защите детей от вредной информации? К тому, что фильм Бондарчука "Война и мир" промаркирован 16+, а концерт "Русский шансон" могут смотреть дети, достигшие шестилетнего возраста.
Михаил Шемякин: Была одна такая замечательная книга Салтыкова-Щедрина "История одного города", города Глупова. Написана она была неспроста. Глуповцы в определенных моментах стали еще глупее. А мы доходим уже до парадоксов! Я слышу о том, что детям нельзя смотреть Винни-Пуха… Ах да, он пропагандирует лень! Я всегда, когда сталкиваюсь с подобными вещами, говорю, что разум - он ограничен, к сожалению, а вот глупость, пошлость - она безгранична! Еще есть омерзительная вещь - лицемерие. Россия погрязла в лицемерии! Страшном, омерзительном, которое может ее погубить, по крайней мере, ее молодежь. Мы включаем телевизор: большей гадости, пошлости, омерзительных сцен, насилия, убийств и прочего уже нельзя вообразить… И в то же время мы боремся с Винни-Пухом! Мне стыдно, стыдно и больно за все античеловечное, что зачастую в моей стране происходит…
После постановки балета "Щелкунчик" в Мариинском театре, многие критики писали, о том, что главным действующим лицом в этом балете явился именно Михаил Шемякин. Альтер-эго выдающихся художников часто совпадает с каким-то особенным персонажем. Кто главнее - Щелкунчик, Дроссельмейер или Шемякин?
Михаил Шемякин: Я руковожу ими обоими! Для меня более важен другой момент… Сейчас много анализируют и пишут, что из себя являет художник? И сколько бы я не видел фильмов о художниках, причем о знаменитых, о Ван Гоге, о Модильяни, могу сказать, что это всегда "клюква", это далеко от того, что мы из себя являем. Нас начинают анализировать: какое у нас другое эго, как мы живем вообще… Все гораздо проще и одновременно гораздо сложнее. Есть очень глупые художники, есть умные художники, есть художники хитрые, есть благородные, есть подлые, а есть - омерзительные. Все это делится на категории, как и люди. Чем бы мы ни занимались, в какие бы трансы мы ни впадали, прежде всего, мы люди!
Кстати
Торжественное открытие конкурса состоится 1 ноября в 19.00. В концерте принимает участие АСО Московской филармонии. Дирижер Фабио Мастранжело (Италия). III тур и Торжественное закрытие конкурса состоится 8 ноября в 19.00 при участии Государственного симфонического оркестра "Новая Россия". Дирижер Ян Латам-Кёниг (Великобритания). Концерты будут транслироваться в прямом эфире телеканала "Россия-Культура".