Для каждого гражданина России Октябрьский переворот 1917-го - неотъемлемая часть его жизни. Подчеркну особо, не его истории, не его минувшего существования только, но именно сегодняшней, перетекающей из прошлого в будущее, жизни. Октябрьский переворот, его последствия в коллективном сознании и в коллективном бессознательном российского общества, да и в самом социальном бытии России, пронизывают каждого из нас. Историческая неизжитость большевизма занимает немало страниц в истории болезни современной России. Она скверно поддается лечению и обладает удивительной способностью к регенерации.
Но и сейчас мне кажется, что когда-то я жил в счастливое время в счастливой стране, где споры о путях развития социализма были по существу спорами о нашей личной жизни. Мы мечтали о социализме с человеческим лицом. С годами поняли, что в реальности все отдельно, - человеческие лица, социализм, капитализм и все их производные с добавлением разных непонятных слов.
Жажда социальной справедливости - вовсе не российское изобретение. И даже не христианское откровение. Фракиец Спартак не был русским человеком, а Робеспьер - христианином. Мечты об утраченном рае равенства и свободы, а не только изъятие прибавочной стоимости у трудящихся масс, выводили людей на площади в самые разные времена, - удавшиеся бунты, как известно, называли революциями. В нищете люди грезили о великом будущем, которое могло называться по-разному, но в котором каждый жил в согласии с другими, где люди могли реализовать свои таланты и получать за них достойное вознаграждение: не деньгами, разумеется, а теми общими благами, которые они же сами распределяли на свои нужды. "От каждого по способностям, каждому по потребностям", - эта нехитрая марксистская мысль кружила головы не одного поколения обездоленных, униженных и несытых людей, которые решили силой устроить рай на земле. В. Ленин настаивал на том, что текущий политический момент осенью 1917 года предполагает лишь насильственное свержение существующей власти. Большевистские устроители рая требовали крови - и она пролилась, залив всю Россию.
Простые слова: "Мир хижинам - война дворцам!" были понятнее и ближе, чем любые рассуждения о свободе, равенстве и братстве. Земля и мир были важнее крестьянской России, чем свобода слова и всеобщее избирательное право. Но, несмотря на конкретный прозаизм интересов, несмотря на бессмысленное озлобленное варварство революционной толпы, с яростной скорбью запечатленное не только Иваном Буниным, но и Максимом Горьким, нельзя не признать, что Октябрь 1917-го пробудил невероятную творческую энергию масс, мечтающих переустроить мир. Рай на земле - это ведь задача для богоравных, для новых демиургов, которые дерзают превратить свою волю в материально осязаемые ценности человеческого бытия. Увлеченные этой демонической целью, попадая в ловушки смыслов, революционные художники мечтали изменить мир, одухотворив его безмерностью творческих усилий. В своем знаменитом труде "О Великой Утопии", опубликованном в 1920 году, Василий Кандинский писал: "Перед великой необходимостью сметаются и преграды. (...) Искусство всегда идет впереди всех других областей духовной жизни. Вчера безумная "идея" становится сегодня действенной, а завтра из нее выливается реально-материальное".
Можно как угодно критически оценивать революционный порыв художников, тех, кто отдал свой гений служению Великой Утопии, - но не их воля определила историческое развитие России. "Слабое звено" империализма, поверженная Российская империя, в руках большевистской партии оказалась пространством кровавого эксперимента, лагерного коммунизма, пожирающего своих детей в невиданных ни до, ни после него количествах. Цена сталинской модернизации оказалась непомерной, как и цена Великой победы с фашизмом. Советский Союз за всю историю своего существования сохранялся, жертвуя десятками миллионов наших сограждан. И лишь в годы Великой Отечественной эта непомерность была хотя бы отчасти оправдана тем, что речь шла о судьбе не идеологизированного государства, но о сохранении нации. Большевизм в конечном счете обескровил страну. Нынешний демографический провал - это ведь не только результат трагических 90-х годов прошлого столетия, это и расплата за безрассудность по отношению к собственному народу в ХХ веке.
История, как известно, не знает сослагательных наклонений. "О, как жила бы наша страна, если..." При подобных восклицаниях лучше промолчать. Потому что - как ни парадоксально - наше многознание даст не лучший ответ. Ведь уже в 1918 году даже проницательно трезвый Иван Бунин, который ведал о всех темных безднах дореволюционной России, писал: "Наши дети, внуки не будут в состоянии даже представить себе ту Россию, в которой мы когда-то жили, которую мы не ценили, не понимали, всю эту мощь, сложность, богатство, счастье..." Впрочем, мы и сейчас плохо ценим и мало понимаем. И почему эта мощь не устояла перед кучкой заговорщиков, которые не надеялись на то, что надолго удержат власть?
В Октябре 1917-го мы вошли в новый виток истории с тяжелейшей родовой травмой, которую трудно избыть и по сей день. Большевики окончательно обесценили человеческую личность, едва вырвавшуюся из пут крестьянской общины, назначив кумиром обезличенную коммунистическую государственность. Именно поэтому прощание с большевизмом для меня означает возвращение к человеку. И, поверьте, я не знаю его имени.