20.11.2012 20:17
Культура

Захар Прилепин напишет роман о Соловецких лагерях

Текст:  Лариса Ионова Виктор Погонцев
В Ростове-на-Дону в рамках проекта "Территория слова" прошли творческие встречи читающей публики с современным прозаиком и публицистом Захаром Прилепиным.
Читать на сайте RG.RU

 Лауреат российских и международных премий, лауреат премии "Национальный бестселлер" в Ростове впервые. На встречу он прибыл в полуспортивном джемпере и джинсах и сразу обозначил тему монолога - рассказать про литературу,  про себя и про нашу жизнь. Вопреки мнению, что писатель лучше пишет, чем говорит,  Прилепин говорил образно, интересно, много, и казалось, речь не поспевает за бурлящими (а может, много раз проговоренными) мыслями.

Про себя и про кино

Родился 37 лет назад в деревне Ильинке. В литературном мире, пышно говоря, я присутствую не так давно. Семь лет назад начал первую книгу, причем совершенно случайно. Думал, что свяжу свою жизнь с милицией-полицией или армией. Пять лет служил в ОМОНе и думал, что там и останусь работать, с 1996 по 1999 годы был командиром отделения. Вот, встретил знакомых, решили меня сопровождать.

А потом случился дефолт. Родился первый ребенок. Зарплаты перестало хватать, брал наряды на федеральную трассу , останавливал фуры с арбузами и мандаринами, забирал у друзей с Кавказа, чтобы прокормить семью. Потом понял, что или меня посадят или нужно менять работу. И ушел из ОМОНа. Пытался найти работу, стал журналистом, сделал стремительную  карьеру. Но позанимавшись два года журналистикой, захотел большей оседлости на этой земле и начал писать первый роман "Патологии".

Написать хотел про любовь. Но мыслей про любовь на целый роман не хватило. И решил немножко про Чечню: во время службы провел там полгода и знал предмет. В итоге получился роман про Чечню. Отправил в издательство, тут же напечатали. Дали премию. Я подумал, что это хорошая работа: детям на мандарины заработал. И стал писать дальше.

Какое-то время сочинял художественные тексты на разную тематику, казавшуюся мне  актуальной. Написал роман о молодых революционерах, экстремистах, российских радикалах. Назвал "Санькя" - Санька, но в южном наречии наших бабушек.

Книги, нескромно скажу, ждал литературный успех. Он выражается в том, например, что сейчас сразу два фильма ставят по моим произведениям.

Фильм "Восьмерка" поставил режиссер Алексей Учитель ("Край", "Дневник его жены", "Прогулка"). Я в нем сыграл даже небольшую роль - таксиста. Предлагали роль главного злодея, но я боялся испортить своим присутствием картину.

Почему-то мне всегда предлагают роли убийц. Так было и в сериале "Инспектор Купер" (это не по моей книге). Вообще я думал, что писательство не очень сложная работа, а актерская - еще проще. По сценарию, меня убивают в первый съемочный день. Мне нужно было упасть, перекатиться через машину, нажать на груди штучку, чтобы из-за спины вышли пули, произвести прощальную речь и умереть. Съемка этого эпизода началась в 8 утра и закончилась в 11 вечера. После этих бесконечных падений я понял, что  лучше быть писателем, чем актером.

Был еще один курьез, связанный со мной в качестве актера. Я уже был известен своими высказываниями против действующей политической силы. Сюжет фильма предполагал, что я в роли киллера, со снайперской винтовкой, забираюсь на самое высокое здание Москвы, с которого открывается вид на Кутузовский проспект. Когда происходило согласование действий с соответствующими спецслужбами, они узнали, что с винтовкой пойдет Захар Прилепин. Разразился колоссальный скандал, бледные режиссеры забрали у меня винтовку, а свой выстрел я производил где-то на окраине Москвы.

О литературе

Меня волнует состояние литературы в современной России. Я убежден, что народ,  который разучился читать, осмыслять мир с помощью гуманитарных дисциплин, теряет коллективную национальную память. А вместе с тем ощущение мифа, своей избранности. И в целом свое право на будущее.

Если серьезно посмотреть на историю мировых цивилизаций, все державы, у которых  литература пребывает в зачаточном состоянии, в конце концов выпадают из карты мира. Эти страны перестают быть любопытны. А те, кто транслируют свои гуманитарные установки, движутся вперед. В Америке замечательно развита литература. Я около месяца жил в штате Оксфорд и подивился, как они изучают свою филологию, своих блюзменов. Подсчитывают, сколько слов "бэби" или "мазер" в каждом блюзовом куплете, и этим очень серьезно занимаются. Мы свою филологическую школу за последние лет 20 низвели на уровень маргиналов, потому что посчитали, что это не нужно. У нас же Россия развивается по двум направлениям - что рентабельно и что эффективно. Если что-то нерентабельно, оставляем за бортом. Литература и словесность, конечно, нерентабельны и и неэффективны, и отношение  к ним остаточное. На самом деле связь между гуманитарным знанием и состоянием нации прямая.
То, что я наблюдаю, переезжая из города  в город по стране, меня удручает.

Сам я из Рязанской области - мама из Рязанской, отец - из Липецкой,  все в роду крестьяне, я горожанин в первом поколении. И образование только у меня и у отца. Но я прекрасно помню, что и в моей деревне, и в соседней, и во всех городках - везде были книжные магазины или хотя бы книжные лавки. Я не скажу, что все крестьяне читали, но у  отца даже в деревне были три-четыре друга, которые читали. Они могли обсудить Хэмингуэя, Рубцова, Есенина, у них книжки лежали около кровати, это было нормально. Книга была дешевая и доступная.

У меня сейчас есть друзья   в больших городах, они не могут организовать круг интеллектуального общения. Недавно заехал в город Бор под Нижним Новгородом, 84 тысячи человек там живут. Не каждый мог подсказать, где у них книжный магазин, а когда зашел туда - там уголок два на два метра, и книг штук  26: Донцова, Маринина,  Санаев. Рассказали, что в советское время книгам был отдан весь первый этаж целиком. И тут произошел анекдотический случай. Стоим с женой, разводим руками, заходит бабушка и спрашивает: "Акунина привезли, нет? А этого хулигана, Захара Прилепина привезли?" "Да это же я", - не выдержал бремени славы. "Хватит врать-то, я знаю как выглядит Захар Прилепин, а ты иди отсюда!" Я так был благодарен бабушке. Ведь в  том Боре дети живут, школьники, вуз даже имеется.  И ни одного книжного магазина.

Не хочу сказать, что не хочу никого обидеть, - наоборот, я хочу обидеть максимальное количество людей, когда привожу слова Павла Басинского, критика, автора "Бегства из рая" про Толстого: "Нечитающие люди - низшая каста". Это он жестоко сказал, погорячился, думал я, вспомнив своих бабушку и дедушку, переживших коллективизацию. Бабушка не прочитала ни одной книжки, а дедушка - "Щит и меч", и то попав в больницу.

Теперь мне совершенно очевидно, что историю мира, цивилизации меняют люди гуманитарной культуры, имеющие дело со словом. И всегда конечные решения будут принимать именно они. И беда народа, если элиту его составляют люди, не имеющие гуманитарного знания. Представление о сложности, многослойности, удивительности мира может дать только книжная культура.

О кино и литературе

Литература не является местом, куда распространяется цензура. Можно заниматься чем угодно по той причине, что власти на читающую публику махнули рукой. Одно дело - 120 миллионов телезрителей, а другое - один миллион, которые читают книги. Литература вышла из поля зрения как вещь, которая может  влиять на массы. Вот когда Петя Буслов ("Бумер") собирался экранизировать "Санькя", ему дали понять, что этот фильм снимать не надо. Книгу прочитало, допустим, полмиллиона человек, а если снимет Петя, посмотрят 25 миллионов.

Это коснулось и романа "Патологии". Андрей Панин (не только актер, но и режиссер) собирался снять фильм о Чечне, купили уже авторские права, провели кастинг, написали сценарий, осталось крикнуть "мотор!" - как все, закрыли тему.

Учитель снимает фильм о "Восьмерке" - но там действие происходит в 90-е. Про них можно все что угодно писать, потому что на них можно все свалить. Тем более вышел  фильм про советскую власть. Даже Федор Бондарчук, который тоже интересовался Санькой, собирался снимать вместо "9 роты"  "Кавказского пленного", остановился на фильме об Афгане. Про него можно.

Я наврал бы, если бы сказал, что у нас цензура. Но есть вещи, которые делать лучше бы не надо и из-за этого "не надо" денег никто не даст.

О "позитивчике"

Когда попытался разобраться с литературной ситуацией в стране, родилась книга "Книгочет". Это о том, что происходит в современной русской литературе. Парадоксально: с одной стороны, колоссальное количество людей, которые не читают и не считают это необходимым, с другой - пишется замечательно большое количество хороших текстов, прозы и поэзии. Мне кажется, что страна, стоящая на пороге видоизменений, пытается выговориться. Отчасти верно, что люди, которые пишут эту прозу, мучаются апокалиптическими предчувствиями того, что страна стоит "над пропастью во ржи".

Периодически мы, писатели, встречаемся и, конечно, задаем вопрос, почему современная  русская литература не дает позитивного героя, ощущения какой-то надежды.  Я тоже задумался над этим вопросом. Если внимательно перечитать русскую литературу, то ведь такое положение вещей всегда было характерно для писателей, творивших на русском языке. Нет никакого позитива, программы. Не найдешь "позитивчик" ни у Салтыкова-Щедрина, ни у Чехова, ни у Достоевского. Анна Каренина бросилась под поезд, Тараса Бульбу убили, Дубровский уехал во Францию. Кошмар просто, что уж с нас, грешных,  спрашивать. Современные литераторы  - Дмитрий Быков, Денис Гуцко  - выступают в качестве градусников. По ним можно замерить температуру,   сверить свое ощущение, что ты чувствуешь от жизни, с тем, чувствуют эти люди, не самые глупые люди на свете.

Есть люди, которые довольны нынешним временем, есть, которые недовольны. Но литература всегда выступает на стороне униженных и слабых. Попробуйте найти труд, воспевающий олигарха или менеджера среднего звена.  Можно найти о крестьянах у Белова, о солдатах у Бондарева, об ученых у Гранина, в них веришь. А если молодого прогрессивного партийца - ни за что не поверю, не вмещается этот образ в литературу. Она исторгает из себя, не способна с этим веществом работать.

Над чем  работаю

Разрабатываю историю, связанную с Соловецкими лагерями 20-х годов.

Мне всегда важна и любопытна модель писателя, который работает  в разных сферах и жанрах, чтобы "Дети капитана Гранта", "Горячий снег" и "Чук и Гек" в одном флаконе. Бывают такие: например, Алексей Толстой. Написал два фантастических романа, символическую поэзию, три исторических романа, эпос "Хождение по мукам", сказку  о Буратино. Даже один из первых порнографических рассказов. До всему ему было дело!

Я решил, что стоит попробовать поискать ответы на свои вопросы после революции. Съездил на Соловки, серьезно углубился в тему.  Она описана в мемуарной прозе, но художественного произведения не было. А мемуары, понятно, страдают известной степени ангажированности - ведь все они были написаны в эмиграции на Западе, и, помимо реалий, там много откровенной мифологии.

Я ни в коем случае не выступаю адвокатом Соловков, но кажется мне, что то был последний исход Серебряного века. В лагерях сидели одновременно первые проштрафившиеся чекисты, белые офицеры, актеры театров от МХАТа до одесских  провинциальных площадок, поэты и музыканты. Практически полное самоуправление - несколько чекистов управления и охраны. Из 16 рот в 14 кипела культурная  деятельность. Там было три оркестра, три театра, журнал, газета, - черт знает что происходило. Реально эта была попытка советской власти организовать перековку человека. Она не удалась. Как это происходило, крайне интересно.

Про Pussy Riot

Я православный человек, мои дети (четверо) ходят в церковь, соблюдают посты по собственному желанию, утром молятся Я не настолько воцерковлен, но рад, что создал такую атмосферу в семье, она органична, без мракобесия.

Я не согласен с наказанием для Pussy Riot. Очевидно, что они совершили плохой, возмутительный поступок. Юродствовать можно было, да, это было во все времена, и при Иване Грозном, и при Алексее Михайловиче, - но на приступках храма. Там могли и кривляться, и проклинать царя. Но в храм нельзя идти с этим. И наказание за этим должно следовать. Но он не должно быть столь жестоким. Те люди, которые призывают порвать  на клочки девушек, многие придерживаются патриотических взглядов, как я, и почитают Сергея Есенина за национальную икону России, квинтэссенцию русского духа и русской души. Я напомню, что в 1919 году Сергей Есенин начал свою мощную поэтическую биографию с того, что исписал стены Страстного монастыря похабными частушками вместе с друзьями. И несчастные монашки стирали наипохабнейшие слова со стен.

Нужно было Есенина тоже посадить на пять лет или на четыре? Или не нужно? И получили ли бы мы потом поэта?

Что дальше?

В целом русский народ еще не утратил того заряда национальной пассионарности, харизмы, которая еще может вытащить нашу страну из той опасности, к  которой мы подвигаемся. Есть вера в национальный характер. Я  верю в русских людей, меня подпитывают встречи с московскими старшеклассниками из окраинных школ, школьниками из Сургута, Нижнего Новгорода. Как развиты, мобильны, все про все знают, на все себе отдают отчет. И сравниваю, что отвечают их родители - лучше, чтобы он жил за границей, потому что в России каюк.

Проблемы, скорее, с нашим поколением, теми, кому от 35 до 65. Выгоревшие совершенно, потерявшие весь идеализм, ни во что не верящие. С этим скептицизмом вечным: а что делать, а во что верить, а пошло все к черту. Это все мы как раз. И мы пытаемся учить, как жить, этих замечательных ребят.

Литература Ростов-на-Дону Юг России