20.12.2012 00:10
Культура

В Польше завершился фестиваль "Божественная комедия"

В Польше завершился фестиваль "Божественная комедия"
Текст:  Алена Карась
Российская газета - Федеральный выпуск: №293 (5966)
Первое, что поражает вас в Кракове в нынешнем декабре, - это на треть опустевший рождественский базар, который традиционно заполнял собой всю главную площадь старого города. Шумный, полный запахов вина и корицы, жареных колбасок и сыра, в этом году он являет собой печальное зрелище кризиса. Кризис докатился и до польского театра, который еще недавно гордился солидными государственными субсидиями и поддержкой, а сегодня считает первые, но ощутимые потери.
Читать на сайте RG.RU

Фестиваль "Божественная комедия", который за пять лет стал крупнейшим театральным событием Польши, в качестве одного из конкурсных спектаклей представил сочинение главных театральных провокаторов Моники Сштемпки и Павла Демирского "О том, как быть хорошим". Свой новый опус, поставленный в Валбжихе, где речь идет о роли государства в маргинализации театра, они посвятили "всем людям доброй воли", предпочитающим позицию активного участника театральной дискуссии роли потребителя.

Дух радикальных дискуссий на самые острые темы традиционно сопутствует всему польскому театру. В этом году директор фестиваля Бартош Шидловский, например, предложил тему "Вера или неверие".

Для постоянных хедлайнеров фестиваля - Кристиана Люпы и Кшиштофа Варликовского (его спектакль "Африканские истории Шекспира", о котором "РГ" писала 25 мая 2012 года, был назван лучшим спектаклем) - этот сюжет один из важнейших в их творчестве. Под финал фестиваля был показан спектакль Кристиана Люпы "Зал ожидания. 0", созданный актерами Театра Польского из Вроцлава совместно со студентами Краковской высшей театральной школы на основе собственных импровизаций и тем, предложенных Доротой Масловской, самым радикальным молодым драматургом последнего десятилетия. Те, кто впервые увидел бы спектакль Кристиана Люпы, ни за что не поверили бы, что он создан выдающимся мэтром польской сцены, лауреатом всех возможных премий. Здесь он (и это случается все чаще) вступает на территорию экстремального риска - не только в способе игры, но и в самих темах, обсуждаемых на сцене. Он предложил актерам самим начать диалог, самим обнаружить темы и желания. Он (и Масловска) развили эту эмбриональную стадию сочинения, созданного по заказу Европейского культурного конгресса. В широком и сумрачном пространстве неприглядной железнодорожной станции вынужденно теснится с дюжину людей. Стареющая семейная пара выясняет отношения, в которых никогда не было любви; алкоголичка-журналистка задает неудобные вопросы; группа студентов театральной школы путешествует из Аушвица; двое любителей графити наблюдают за случайным вокзальным сообществом через видеокамеру, а затем являются в зал ожидания, чтобы осуществить свои эротические эксперименты; и, наконец, старуха блуждает в беспокойстве о своем Некто, ждущем ее неведомо где.

Возможно, именно на станции Освенцим и находится этот экзистенциальный зал ожидания. Польские критики, в основном не принявшие это сочинение мэтра, заметили, что Люпа провокационно называет Аушвиц Освенцимом (в европейской исторической науке принято разделять польский городок и нацистский лагерь смерти).

Идеологический "шум", в котором существует сегодняшняя Европа, и прежде всего - Польша - становится одним из главных сюжетов этой полифонической фрески. Порой кажется, что Люпа следует за своим учеником Кшиштофом Варликовским, который предъявляет суровый счет соотечественникам, заявив, что не было в польской истории ничего более грандиозного, чем страшная катастрофа лагерей смерти. Но вот в криках молодого актера, рожденного в Освенциме, мы слышим крайнее выражение совсем иного взгляда на вещи: "В чем ваш гуманизм, если вы бесконечно празднуете смерть вместо жизни?!"

Люпа не случайно выбрал студентов театральной школы в качестве персонажей; его прежде всего волнует ситуация актера, его взаимоотношения с собой, своим героем, "персоной", мифом, со своим бессознательным и своей биографией. В смутном, непафосном пространстве, где как всегда - облезшие стены, неприглядные столы и стулья - в пространстве, далеком от всякого уюта и приватности, отчужденном от человека, - вырастает дистопия Европы. В этом обшарпанном вокзале, затерянном где-то в польской провинции, три поколения обнаруживают свой взгляд на трагедию. Прежде всего - она жива для всех. Для старухи, плачущей посреди вокзала, бредущей вдоль нити, разделяющей нас и сцену (нас и прошлое, нас и историю). Для студента из Освенцима, который бредет рядом с ней, задавая и задавая ей вопросы без ответов, для его однокурсников, задумавших дипломный спектакль "Гамлет из Аушвица", для состарившейся в бесплодном браке женщины, которая по-прежнему жаждет любви, для спившейся журналистки, которая кричит циникам-актерам: "Ecce Homo! Се человек!"

В этих нескончаемых, полных отчаяния и тоски разговорах самый ясный момент был связан с тьмой. Буквальной темнотой, которую потребовал муж-скандалист, чтобы хоть немного поспать в ожидании поезда. Свет выключили, и в этой разреженной, бесконечно длящейся тишине, где слышны только шепоты жмущихся друг к другу людей, внезапно возник призрак так и не состоявшейся европейской утопии - утопии единства и равенства, братства и счастья. Она вновь разрушится на наших глазах - под крики запершейся в туалете парочки, под вопли скандалиста, направившего свой пистолет на юных студентов: "Заткнитесь с вашими циничными разговорами!", под рыдания журналистки, надорвавшейся в личной и польской драме.

И все же - это, быть может, самый пронзительный спектакль уходящего года, который мне довелось увидеть. В его меланхолической депрессивной медлительности смогли состояться важнейшие разговоры сегодняшнего дня. Те самые, которые ведут сегодня поляки, русские и испанцы на всех концах континента, да и за его пределами.

Драматический театр