Для выставки "Сладкая жизнь" в "Ковчеге" дали работы из своих собраний несколько музеев, в том числе Вологодская и Тверская областные картинные галереи, музей общества "Мемориал" и музей В.В.Маяковского, плюс несколько галерей и частные коллекционеры. Получилась - dolce vita, в которой тема изобилия и пира (или мечты о нем) проходят красной нитью через всю нашу жизнь. Случаются революции, меняются режимы, перекраиваются границы, а люди все равно хотят пить чай, желательно с чем-то сладким, и лакомиться десертом. И слушать "У самовара я и моя Маша, а за окном давно уже темно...". Ну, или что-нибудь более возвышенное.
То, как менялось понимание сладкой жизни в зависимости от ситуации за окном, - только одна из тем проекта. Зато - из увлекательнейших. Бородатого крестьянина, чаевничающего и поднимающего стопку "беленькой" на акварели неизвестного художника 1900-х годов, сменяет революционная публика за полупустыми столами "в доме отдыха N2 (б.им.Каткова)" на литографии из альбома "Революционная Москва Третьему Интернационалу". А ту в свою очередь - в меру упитанные бюргеры времен НЭПа, танцующие в ресторанах с прехорошенькими девицами. Рекламу шоколада "Ну-ка, отними", на которой малыш готов защищать свою плитку "Эйнема" палкой, - обертки карамели "Наша индустрия" с паровозом и подъемным краном и печенье "Красный авиатор".
Чаепитие, с баранками или без, в сопровождении фруктов или стопочки, как ни странно, никогда окончательно не превращается в сюжет чисто бытовой. По крайней мере, если судить по работам, представленным в "Ковчеге". Человек рисует ягоду малину, клюкву и бруснику тщательно, как для ботанического атласа, чтобы послать рисунки 4-летней дочке, сушит рябину и запасает бруснику, чтобы спастись от цинги зимой, а в это время решается его судьба. Наверное, даже не в Соловецком лагере, где он сидел. Алексей Вангенгейм, организатор первой Единой гидрометеорологической службы СССР, был расстрелян в 1937 в Сандормохе, что в Медвежьегорском районе Карелии. Художник и поэт в 1920-е должны найти заработок, чтобы выжить. Заказ на обертку печенье "Зебра" - просто мечта. Художника зовут Родченко, а поэта - Маяковский.
Впрочем, дело не только в переплетении прозы и поэзии жизни. Чаепитие, как действие совместное, всегда чуть-чуть ритуал, несущий обертона символических смыслов. А значит - отсылает к теме пира. В фольклоре этот древний мотив предстает двуликим - как пир-торжество и пир-тризна. Эти сказочные мотивы сохраняются не только в "пекарской скульптуре", акварельные зарисовки которой делал Иван Ефимов, но и в мизансценах для кукольного театра, и сцене из его"теневого театра". Тема сакрального ритуала совместной трапезы в новой интерпретации появится в иллюстрации Фаворского к книжке Маршака "Семь чудес". Самовар предстает пятым чудом. А семейное чаепитие за столом - теплым и торжественным действом.
Что касается пира-тризны, то этот мотив мне почудился в "Натюрморте на черном фоне" (1939) Надежды Удальцовой. Ее муж, художник Александр Древин, был расстрелян в феврале 1938 на Бутовском полигоне в Москве. Натюрморт написан год спустя. Может быть, к годовщине ареста. Семья могла не знать о расстреле. Картина изыскана и строга. Французская выучка одной из "амазонок авангарда" налицо. Но чем строже композиция, чем жестче контраст между яркостью "сезанновских" фруктов и непроглядной теменью фона, тем больше обращает внимание на себя одинокий полунаполненный бокал с вином. Темы ужаса и надежды, живописи как опоры и последней соломинки, тут, кажется, звенят в каждом мазке.
Короче, дольче вита в "Ковчеге" получилась совсем не слащавая. Я уж не говорю про то, что любознательный посетитель может узнать много нового о применении сахара в быту и технике.