В сущности, довольно банальная фраза, если не знать, с кем мы пили чай под лампой-абажуром. С Марленом Мартыновичем Хуциевым. С человеком, который снял два фильма, во многом определившие судьбу моего поколения, - "Застава Ильича" и "Июльский дождь". Я очень волновался и довольно косноязычно пытался сказать ему спасибо, понимая, что второго такого случая может и не представиться. Хуциев отмахивался от моих благодарностей до тех пор, пока я не спросил его: почему "Застава Ильича" вышла в прокат под названием "Мне двадцать лет"? Тут он внимательно посмотрел на меня и сказал: "Ну, а вы как сами думаете - почему?". Лично я думал об этом вот что.
Там, в его фильме, был такой эпизод. В шумной молодежной компании с выпивкой главный герой вдруг предлагает тост "за картошку!". Ироничная интеллектуальная публика ёрничает: а почему не "за репу"? А потому,- отвечает герой, - что картошка спасла нас с мамой в голодное военное время (действие происходит в Москве конца пятидесятых годов). "Ты это серьезно?" - говорят ему. "Серьезно, - отвечает он. - Если в твоей жизни нет ничего, к чему можно относиться серьезно, то зачем тогда жить".- "И к чему ты лично относишься серьезно?" - спрашивают его. "К революции, к песне "Интернационал", к 37-му году, к войне, к картошке", - отвечает он, подумав.
Фильм вышел на экран в начале шестидесятых, когда страна только-только с ужасом начинала понимать, что такое сталинизм, безграничная и безответственная тоталитарная власть, когда молодежь поколения шестидесятников примеряла на себя личную ответственность за то, что происходит в стране. Это было время, когда мы искренне считали, что подлинные наши ценности - там, в далеких революционных годах, где "комиссары в пыльных шлемах", где Павка Корчагин, где светловская "Гренада", где "Ленин такой молодой"... Потому - "Застава Ильича", рубеж обороны, за которым то, к чему можно относиться серьезно. Титры этого фильма шли под музыку "Интернационала", а знаменитые хроникальные кадры из Политехнического музея сохранили молодого Окуджаву, поющего "Я все равно паду на той,/ на той единственной Гражданской,/ И комиссары в пыльных шлемах/ Склонятся молча надо мной".
В середине шестидесятых вышел фильм Хуциева "Июльский дождь". Там герои - замечательный молодой интеллектуал, ученый и умная обаятельная девушка Женя - на пороге свадьбы. Но свадьбы не будет, потому что Женя постепенно понимает: у ее избранника в душе нет ничего, к чему можно относиться серьезно. Он пуст. За несколько лет в молодом советском поколении перестали существовать заставы Ильича, революции, партии, империалистической западной угрозы. Они оказались заставами на песке. Как пел герой Владимира Высоцкого в запрещенном фильме Полоки "Интервенция" - "Мне не служить рабом у призрачных надежд,/ Не поклоняться больше идолам обмана"... Женя, похоже, останется с другим героем, сохранившим в душе серьезное отношение к войне, к молчаливому мужскому братству отстоявших страну. Интересно, что и в жизни произошло то же самое: Евгения Уралова, сыгравшая Женю, и Юрий Визбор, сыгравший фронтовика, после фильма Хуциева стали мужем и женой. И застава Великой Отечественной, слава богу, и по сей день реальная застава, за которой то - к чему и сегодня можно отнестись серьезно.
Прошли годы. И вот "мое поколение" сидит и пьет чай под лампой-абажуром со своим заочным учителем. Какие заставы остались у нас сегодня? Есть ли они? Казалось бы, последняя - СССР - уже рухнула. Кое-что осталось, кое-что есть. Что же?
Ты сам, те, кого ты любишь, те, кто от тебя зависит, кто слабее тебя, твои учителя - очные и заочные, которым ты благодарен, друзья, любимая работа, любимые места на этой земле. Не так уж и мало, если вдуматься - наша последняя застава.