Балет "Консерватория" - это классика, век девятнадцатый. Фрагмент большого спектакля датского хореографа Августа Бурнонвиля (1848) запечатлел ежедневный утренний тренинг балетных артистов, давно превратившийся в ритуал. "Консерватория" была первой в череде многочисленных хореографических класс-концертов, создаваемых уже в более позднее время. В просторном старинном балетном зале (сценограф Альона Пикалова) со станками по периметру, где сбоку примостился скрипач-аккомпаниатор, появляются артисты: женский кордебалет, детский ансамбль, четверка танцовщиков, две балерины (Елена Воробьева и Елена Соболева) и педагог-балетмейстер (Денис Зайнтдинов). И у персонажей спектакля, и у современных исполнителей, в сущности, единая цель: продемонстрировать свое профессиональное мастерство. Но, следуя духу датского романтизма, это надо сделать изящно и непринужденно. Даже деликатно. О сложности танцев догадываться никто не должен. И екатеринбургской труппе, третий десяток лет танцующей "Сильфиду" того же Бурнонвиля, это в целом удается.
Далее следует резкое перемещение в век двадцатый. "Пять танго" на музыку Астора Пьяццоллы (1977) - российская премьера одного из самых популярных в Европе спектаклей знаменитого голландца Ханса Ван Манена. Гримаса истории здесь в том, что этот образец неоклассического балета попадает в российский контекст именно тогда, когда страсть к отанцовыванию музыки великого аргентинца, весь этот огромный вал балетной танго-мании, как выясняется, бледных копий - уже позади. Тем интереснее будет узнавать первоисточник, наблюдая за преображением классических структур, лексики и композиции, за удивительной способностью Ван Манена лаконично говорить о многом. Одна из кульминаций танца, внешне скупого, отточенного и острого, как стекло, но начиненного глубоко скрытым темпераментом и азартом - в известном мужском соло (Андрей Сорокин).
Заключительный балет вечера "Cantus arcticus" - это "здесь и сейчас", мировая премьера в хореографии Самодурова на музыку современного финского композитора Эйноюхани Раутаваара, использующего в постимпрессионистской партитуре запись птичьего пения. Музыка проникнута стихийным величием северной природы, клекот и зовы неведомых птиц придают ей мистическую ирреальность (дирижер Павел Клиничев). Сцена пуста, а прозрачный, как лед, задник постоянно меняет свою цветовую тональность и внутренние очертания (британский дизайнер Энтони Макилуэйн). На этом фоне танцовщики в обычной балетной униформе невероятно ярких цветов (Елена Зайцева) смотрятся как экзотические птицы. Ломкость и хрупкость пластики, причудливые позиции диктуют не только привычные балету ассоциации с прекрасными пернатыми, но и со всполохами северного сияния, с завораживающей красотой северных пейзажей. Свой очень красивый балет хореограф обрамляет прологом и эпилогом на музыку клавирного Генделя, где появляются почти реальные персонажи, пары влюбленных, чей удел - найти взаимопонимание и путь друг к другу.
У екатеринбургской премьеры ясный просветительский акцент. Публике, якобы "провинциальной" и любящей только многоактные, густонаселенные фабульные спектакли, Самодуров предложил вечер из трех бессюжетных одноактовок, дав возможность получить наслаждение более изысканного рода. Подспудным сюжетом вечера стала смена эпох как смена стилей и тема хореографического путешествия сквозь время.