Катрин Мишель принесли стул и усадили прямо на сцене. Григорий Ковалевский встал к контрабасу, Владимир Спиваков взмахнул дирижерской палочкой, Матвей Шерлинг пробежался пальцами по клапанам саксофона, - и зазвучала пронзительная мелодия "Польки-додс" Дж. ван Оссена. Юный Шерлинг, стипендиат Фонда Владимира Спивакова и лауреат нескольких международных конкурсов, артистично соединял чувство классической формы и свободу джазовой импровизации; он явно вырос из коротких штанишек вундеркинда и за короткое время превратился в настоящего глубокого музыканта. Заразительность его саксофона, праздничная энергия Владимира Спивакова и его оркестра, - все это очаровало не только публику, но и самого Мишеля Леграна. Это творческое подношение коллег-артистов пробудило счастливую улыбку умиления. Она казалась рожденной музыкой. Он как зачарованный смотрел на Матвея Шерлинга, особенно растрогавшись от того, как молодой саксофонист вплел в сочинение голландца лейт-тему леграновских "Шербурских зонтиков", впервые прозвучавшую почти пятьдесят лет назад в фильме Жака Деми. Его правая рука потянулась к роялю, и Легран начал свою импровизацию, осторожно и негромко, чтобы не нарушить общего строя концертирующих коллег. Легран не только один из самых известных создателей популярной музыки в мире, он еще и первоклассный пианист с аристократическим звукоизвлечением, которым его одарила природа и великая Надя Буланже, легендарный педагог, среди воспитанников которой были Джордж Гершвин, Даниэль Баренбойм, Леонард Бернстайн и другие музыкальные знаменитости. Именно поэтому с ним любили импровизировать звезды мирового джаза. Легран играл - и улыбался. Наверное, он радовался тому великому празднику, в который музыка способна превратить обыденность. И эта власть искусства казалась сродни волшебству. Вопрос только в том, хотим ли мы в него поверить. Не разучились ли мы радоваться красоте и улыбаться от счастья? Поверьте, я не напрасно задаю эти вопросы, - прежде всего самому себе.
Для меня концерт Мишеля Леграна и "Виртуозов Москвы" был нежданным подарком, быть может, еще и потому, что весь этот мартовский день не было отбоя от телефонных звонков, соединявших меня с корреспондентами разных изданий, требующих прокомментировать ситуацию в Большом театре. И я всякий раз говорил о том, что готов это сделать, если речь пойдет о реальной - прежде всего творческой - жизни этого коллектива, а не о криминальной истории, которая напрасно раздувается средствами массовой информации. Но каковы бы ни были обещания, моих коллег интересовало все что угодно, кроме творчества. Все - кроме искусства. Как кричал мне один из журналистов в прямом радиоэфире: "Да о каком творчестве вы можете говорить, когда льется кровь?" Разумеется, подлое нападение на Сергея Филина не может остаться безнаказанным, оно оставит рубцы и в жизни коллектива театра. И арест трех подозреваемых в этом деле, скорее всего, не завершит всей этой истории. Но при всем том, уверен, что страсти вокруг Большого подогреваются во многом искусственно. Цель очевидна и пошла: любой ценой добиться дискредитации нынешнего руководства театра, в том числе и безвинно пострадавшего Сергея Филина, который до сих пор находится в больнице. Ни к истине, ни к справедливости это не имеет никакого отношения. И не надо делать вид, что нравы внутри Большого театра - это нечто отдельное от нравов, царящих в нашем обществе. Мои дорогие коллеги журналисты, поверьте, уже сняты все информационные дивиденды с той трагической коллизии, которая привела Сергея Филина на больничную койку. Надо поблагодарить сотрудников всех правоохранительных органов, которые проявили высокий профессионализм, и этим ограничиться. Одну из своих первых пьес Григорий Горин назвал "Забыть Герострата!". Хватит писать о разрушителях, попробуйте писать о созидателях. Хотя это значительно труднее и, наверное, менее востребовано. Не превращайте своих зрителей, слушателей, читателей в людей, которые заинтересуются спектаклем, фильмом, книгой или музейной выставкой только потому, что вокруг них гуляют криминальные страсти.
Не может не настораживать и огорчать то обстоятельство, что сегодня к искусству, к творчеству, к людям культуры относятся лишь как к среде, для анализа бытования которой надо применять не эстетические критерии, а статьи Уголовного кодекса. И тогда лучшими искусствоведами становятся реальные или ряженные сотрудники миграционной службы, казаки или просто озабоченные граждане, которые давно уже превратили перо в штык. Даже самые безумные законодательные инициативы, которые по идее должны привести к запрету в России почти всей мировой классики, не говоря уже о современном искусстве, не заставят художников, если они настоящие художники, изменить природе искусства. А оно само по себе бесстрашно и несмиренно. Уверен, что сегодняшнему российскому обществу меньше всего нужно искусство, напоминающее новый социалистический реализм, суть которого, как известно, заключена в известной формуле: "благодарность партии и правительству в доступной им форме". Перефразируя Альбера Камю, могу сказать, что свободное искусство может быть плохим и хорошим, несвободное искусство - только плохим.
Музыка - искусство свободного разговора с небесами и миром вокруг. Только такой разговор и может преображать человеческие души, открывая их добру и свету. Только такое искусство способно вызвать улыбку Леграна, рожденную радостью сотворчества.