Поэтому 30 и 31 марта на фестивале - Дни Островского. Второй день отдан фильму "Русские деньги", который замечательный режиссер Игорь Масленников снял по пьесе "Волки и овцы" с такими звездами, как Алла Демидова, Алексей Гуськов и Юрий Гальцев. А в первый день состоится премьера проекта режиссеров Олега Бабицкого и Юрия Гольдина "Темное царство". Он состоит из экранизаций четырех пьес: "Таланты и поклонники", "Лес", "Бешеные деньги" и "Свои люди - сочтемся". Эти фильмы еще практически никто не видел: их не было в кинотеатрах, их не показывало телевидение. Это наша эксклюзивная премьера.
О том, чем этот проект необычен, в какой мере актуальны эти пьесы сегодня и как справляются с ними современные актеры, расскажут авторы проекта.
Юрий Гольдин: Для нас это очень важный проект, и важность его определяется именем Александра Николаевича Островского, одного из величайших писателей мира. В отношении к нему сложились некие клише, не всегда справедливые. Его считают социальным драматургом, а он в первую очередь глубочайший психолог. Неспроста его называют русским Шекспиром: он, как никто, сумел раскрыть потаенные уголки русской души, проникнуть так глубоко в сознание людей, как это умели только величайшие умы в истории человечества. Это в наше время у него устойчивая репутация классика, а ведь это был человек, который пронес через всю жизнь свою драму, свою бесконечную и бескорыстную любовь к театру. У него была трагичная судьба. Было множество возможностей пойти на компромиссы, но он делал только то, что любил, во что верил. При жизни его не признавали, не ставили, он умер в нищете, но остался верен своему таланту, творческим убеждениям, своей любви. Спасибо ему за это.
По какому принципу отбирались пьесы?
Гольдин: Так, чтобы они отражали разные этапы творчества драматурга. Островский очень заметно менялся по ходу своей творческой жизни. Возникала совершенно разная драматургия, она демонстрировала разное отношение к жизни, к ее философии. Поэтому и мы пытались создать, соответственно, разные фильмы.
Вы резко сократили пьесы: каждый фильм идет полтора часа, чем это было вызвано?
Гольдин: Есть существенная разница в подходе к пьесам в кино и в театре. В театре положено, чтобы артист обращался к залу напрямую, рассказывал о своих чувствах и ощущениях, рассказывал о себе и о других персонажах. В кино это совершенно не важно.
Олег Бабицкий: В театре сцена, длящаяся 25 минут, это вполне нормально. В кино такая сцена невозможна. Особенно для восприятия современного зрителя. Как бы блестяще ни играли артисты, все равно некая энергия, эмоциональность и динамика необходимы для того, чтобы зритель тот же материал воспринимал адекватно, потому что мышление современного человека уже другое. А нам было очень важно сломать стену предубеждения, что мол, Островский - это нечто скучное, длинное и занудное. Знаете, мы давали смотреть наши фильмы весьма именитым критикам. И никто не смотрит, потому что от одной фамилии Островского у них оскомина, им за ней мерещится что-то ужасно скучное: какие-то облезлые театральные ширмы, тупо играющие артисты... Существует очень тяжелый бэкграунд: никто не воспринимает его острое, живое и нервное слово. Никто даже не верит, что Островский - это может быть нервно и современно. К нему относятся как к лубочному, матрешечному автору. А за ним стоит глубокое понимание жизни и русского характера, здесь - культурные коды России. Нам хотелось, чтобы это наконец поняли. Мы хотели донести до публики настоящего, живого, сегодняшнего Островского, чтобы зритель смотрел и мурашки бегали по коже.
Когда я смотрел картины, мне даже показалось, что вы переписывали реплики Островского, подгоняя их к современной манере. Сверил - нет, все дословно. Как вашим артистам удалось так освоить язык двухвековой давности, чтобы он звучал естественно и даже современно?
Бабицкий: Отбор был трудным - мы посмотрели около тысячи артистов, и кастинг длился с декабря до мая! Так не бывает, чтобы кастинг шел полгода! Выбирали мы тщательно. И главной проблемой был отбор молодых героинь. Мы хотели, чтобы возраст актрис примерно соответствовал тому, что обозначен Островским. Героине "Талантов и поклонников" Негиной двадцать лет, а в театре ее обычно играет народная артистка под сорок, хотя это девчонка, юная, неопытная, вчерашний ребенок. И вот с отбором молодых актрис были серьезные проблемы. Пришла девушка, дали ей текст, попросили сыграть сцену. Она с трудом одолела фразу, слова застревают во рту. Вторую фразу, третью... Бросила текст на пол: "Не могу это читать!" - и убежала, даже не попрощавшись. И таких актеров, которые действительно не могли это читать, было довольно много. Уходит актерская культура. Не получается у них, слова застревают. Артисты так уже замучены всей этой сериальной дрянью, что уже что-то более сложное им не дается. Но, слава богу, есть еще порох в пороховницах, и нам, на мой взгляд, удалось собрать очень симпатичную, профессиональную, талантливую актерскую команду. Это не очень известные широкой публике артисты, это просто честные профессионалы, которые любят театр, любят Островского и считали за счастье его играть. Даже многие из тех, кого мы не утвердили, все равно благодарили за то, что у них была возможность играть Островского хотя бы на пробах.
Гольдин: К нам приходили и звезды, известные артисты, которые много снимаются в сериалах. И вот к какому выводу я пришел. Сериальный артист день за днем работает по конвейерной системе: приехал на съемочную площадку, впервые увидел текст минут этак на десять, и за рабочий день сцену сняли. Конечно, он может этот текст сыграть более или менее органично. Но, если он годами работает в подобной системе, это не может на нем не сказаться. От него трудно требовать выполнения сложных задач - его актерский аппарат уже не настроен на это. Для него существует только: люблю или ненавижу. А "люблю и ненавижу одновременно" - такого он уже не понимает. И это страшная вещь, если всерьез говорить. Потому что такой артист не в состоянии играть ни Достоевского, ни Пушкина, ни Чехова. Но зато в состоянии играть "мыло". С этим мы очень часто сталкивались в ходе полугодового кастинга и воочию видели, как тяжело современным артистам, снимающимся в сериалах, выполнять сколько-нибудь сложную задачу. А вот театральные артисты это могут. Они не испорчены сериалами. И, слава богу. Но в целом - грустная картина.
И все-таки ваш проект - акт отваги. В нынешних условиях, когда прокат приучил зрителей только к попкорновому кино, это предприятие почти безнадежное.
Бабицкий: Да, нас часто спрашивают: почему вдруг Островский? Наверное, потому, что Островский, Чехов, Гоголь, Пушкин - это, может быть, единственное наше культурное достояние. Не нефть, не газ, а именно они - так называемые скрепы, которые еще удерживают нас от падения в пропасть. И пока мы чувствуем эту связь с ними, мы живы и у нас есть будущее.
Гольдин: А задумали мы с Олегом этот проект еще в 2001 году, и назывался он "Весь Островский". Предполагалась съемка двадцати пьес хотя, конечно, их у Островского значительно больше. Но постепенно, работая над этим проектом, занимаясь, казалось, безнадежным поиском денег, мы сокращали число пьес до пятнадцати, девяти, а потом и до четырех. Но мы открыли для себя Островского и продолжаем открывать. Я даже сейчас, когда фильмы закончены, открываю в нем что-то новое и думаю: эх, вот как надо было это снимать! Бесконечно глубокий автор, которого еще ставить и ставить, снимать и снимать. Русская культура - это единственное, чем сегодня может, как нам кажется, гордиться наша страна. Суть этой культуры в глубочайшей способности проникнуть в глубины человеческой психики. Найти в них те бездны, которые на самом деле и открывают нам будущее, дают смыслы жизни. Потому что никаких иных серьезных смыслов, кроме как познание, нет. Эти ребята - Пушкин, Достоевский, Гоголь, Толстой, Чехов, Островский - и есть Россия.
Осталось спросить: что дальше? Снова будете искать деньги на Островского?
Бабицкий: То, что удалось снять хотя бы эти четыре фильма, мы расцениваем как чудо, наверное, сам Островский протянул нам руку, и в результате все получилось. Но есть еще одна мечта. И хочется, чтобы ее осуществления не пришлось ждать десять лет, как с Островским. Это мечта снять все пьесы Чехова. Их не так много, но это великие пьесы, которые, мне кажется, до сих пор по-настоящему не исчерпаны.