Надо сразу заметить, что архаические зовы музыки "Весны священной", ее гигантские по звуковой силе оркестровые "накаты" и дикие "плясы", сквозь шаманскую энергию которых у Баренбойма пробивались нежные, воздушные соло деревянных, впечатлили в первую очередь интенсивной и "чувственной" дирижерской интерпретацией. Так же, кстати, как и прозвучавшая накануне под его руководством вагнеровская "Валькирия", где в любовной сцене Зигмуда и Зиглинды "Wintersturme wichen dem Wonnemond" (Мрак зимы теперь побежден весной) образ весны-любви раскрывался дирижером как медленно растущее изнутри оркестра томление, напряжение, огромная сила, сближающая мир "Кольца" не только с любовным "Тристаном", но и с миром природы, переживающим весну. И так же, как и "Весне священной" оркестр в Вагнере звучал у Баренбойма словно в "крупном кадре" - с подробными деталями и разрядками оркестровых красок. В отношении вагнеровской музыки Баренбойм давно определил для себя этот режим - медленность и непрерывность звука, расчет звукового веса оркестра и голосов певцов. К слову, в Театре Шиллера оркестровую яму на "Кольце" прикрыли козырьком, что создало акустический эффект наподобие байройтского. И это тоже определило звуковой мир нынешней интерпретации "Кольца" - прозрачный и внутренне напряженный.
Во второй части тетралогии - в "Валькирии" персонажи мифа переместились постановщиками Ги Кассье и Энрико Баньоли из хаоса "Золота Рейна", завершавшегося на сцене образом забронзовевшего античного (культурного) мифа (барельеф "Храм человеческих страстей"), в живой земной мир природы, леса, дождя. Здесь, внутри ясеня на деревянных досках происходит любовная встреча Зигмунда и Зиглинды. Здесь же мир валькирий - обломки земных пород, неоновые копья, заграждающие путь в Вальгаллу, вздыбленные кони, застывшие скульптурной группой, мелькающие на экране под "Полет валькирий" хвосты, копыта, челки…, крики и взвизгивания дев, собирающихся в "кринолинных" платьях на развалинах, оставшихся после мировых войн.
Баренбойм не слишком "критичен" к нестройному ансамблю валькирий, может, усиливая этим их "дикую" породу. Брунгильда среди них (Ирене Теорин) - существо почти нежное, с выражением лица ребенка, мгновенно чувствующего границу фальши и правды. Тяжелейшие дистанции - огромные сцены с Вотаном, с Зигмундом, Теорин выдерживает безупречно, не теряя красивого музыкального звука и отыгрывая каждую реакцию своей Брунгильды, вступившей в трагическое противоборство с отцом - богом Вотаном. Рене Папе поражает в Вотане мягким, льющимся на легато голосом, неожиданным для традиции вагнеровских партий. Но его Вотан - не лирик, а желчный мизантроп, смертельно уставший и от претензий жены, и от глобальных мировых проблем, которые должен решать. Ко всему прочему - конфликт с Брунгильдой. Их сцена прощания, обставленная с театральным волшебством спускающихся из-под колосников огней, освещающих ложе Брунгильды - ключ к тайне жизни: они находят общий язык и прощаются друг с другом в любви, чтобы этой же силой возродить в следующей части "Кольца" новый виток жизни. А это означает - предчувствие весны.