Это не первый проект музея, посвященный моде и модной фотографии. Начиная с 1990-х, приход модных домов и фэшн-фотографов в музейные залы - общемировой тренд, как и сопоставление классических работ c современной фотографией. Но лет десять назад сам факт вторжения в сакральное музейное пространство "профанной" фотографии моды выглядел революцией. Тогда и фотография моды, и гламурные журналы выглядели обещанием новой незнакомой волнующей жизни. Сегодня ситуация иная. Гламуром уже все объелись. Фэшн-фотографию (причем часто в оригинальной винтажной печати) чуть не десять лет показывают на фестивалях в Москве. И даже гимназистки в курсе, выставки модного журнала в музеях - отличный способ подчеркнуть статус и лишний раз поддержать известный бренд. Но последнее - дело житейские. Я это лишь к тому, что значение концепции выставки становится все более важным. А вот с этим как-то расплывчато.
"Диалог фотографии с мировым искусством", конечно, неплохо звучит. Но, в сущности, это общее место. Может быть, речь идет о каноне красоты, который пестовало академическое искусство, а теперь этим занялась фотография моды? Но изменчивость, вариативность представлений о красоте тела весьма последовательно представлена на выставке прежде всего живописными и скульптурными работами. Портрет танцовщицы Иды Рубинштейн, чья красота в 1910 году выглядела скандально декадентской, тут очень даже к месту. Равно как и сочная чувственность бронзовой "Женщины с зеркальцем", заставляющей вспомнить первобытных Венер. Но на фотографиях, при всем разнообразии манер съемки и подачи, идеал остается примерно одинаковым, отлично укладывающимся в стандарт 90-60-90. Впрочем, парочку исключений можно найти. Анни Лейбовиц и Юрген Теллер в съемках Вивьен Вествуд и Шарлотты Рэмплинг обращаются к запретной теме старения, представляя немолодую женщину как объект желания. Но в экспозиции эта тема никак не продолжена.
Может быть, речь идет о том, что история искусства - поле, на котором фотографы моды обнаруживают плодотворные идеи? Кстати, подзаголовок названия проекта - "От мрамора к фотографии" - в этом смысле был вполне многообещающим. В 1920-1930-х крупные фотографы, будь то те же представленные на выставке Гойнинген-Гюне или Хорст П.Хорст, охотно использовали отсылки к классической скульптуре. Модель, она же - образ идеальной женщины, частенько выглядела как статуя - прекрасная, холодная, возвышенная. Так сказать, недостижимый, но отнюдь не смутный объект желания. С другой стороны, образ скульптуры как идеального тела, лишенного несовершенств кожи, будь то раздражение, веснушки или целлюлит, и до сих пор востребован глянцем. Можно было бы представить фотографию моды среди античных слепков. Но на выставке нежный мраморный торс античной "Афродиты Хвощинского" - чуть ли не единственное напоминание об этом популярном мотиве.
Может быть, речь о контрасте между уникальными произведениями искусства и фотографиями как тиражными объектами? Большинство фотографий на выставке - современные цифровые отпечатки. Единственное исключение, если не ошибаюсь, - восхитительный оригинал портрета Рудольфа Нуриева, летящего в прыжке, сделанный Ричардом Аведоном. Но эта линия тоже, кажется, не годится для роли "нити Ариадны".
В результате мы имеем красивую выставку без определенного сюжета. Где самыми сильными впечатлениями оказываются древняя "Афродита..." и фотография Аведона...