Уже до премьеры о спектакле много говорили - как в театре, так и за его пределами. Причем главная интрига в контексте последних театральных событий была: примет ли приглашение и придет ли на премьеру Юрий Любимов? Согласится ли Вениамин Смехов продолжить свою работу на Таганке, не ограничиваясь одной постановкой?
Официально сообщаем: прежде чем оживут на сцене строки Евтушенко из одноименного стихотворения, давшего название спектаклю: "Нет лет./ Есть только чудные и страшные мгновенья./Не надо нас делить на поколенья./Всепоколенийность -/вот гениев секрет./", накануне премьеры действительно состоялся разговор Вениамина Смехова с Юрием Петровичем Любимовым. О чем по просьбе "РГ" - из первых уст Вениамина Смехова.
Вениамин Смехов: У нас состоялся 45-минутный разговор, когда я приглашал Юрия Петровича к нам на премьеру и объяснял, что я не вникал в те театральные кошмары, которые называются закулисной коммуналкой и которые до нас с вами описал Булгаков. Мой самый любимый человек в театре - Давид Боровский называл Любимова гением коллективного труда, и это очень глубокая и справедливая мысль. Мы застали раннее студийное время, когда в театре не было запаха закулисной пыли и чертовщины, когда театр мог быть свободен от интриг, и где действительно все были равны перед автором пьесы и режиссером...
Что касается Евгения Евтушенко - он позвонил сначала Золотухину и задал вопрос: "Это правда, что вы не в дружеских отношениях с Веней?" Золотухин ответил: "Вы с ума сошли. Мы в очень хороших". Тогда Евтушенко позвонил мне, я был в Чехии с женой Галиной, и сказал: "Веня, вспомни спектакль "Под кожей статуи Свободы" и давай сделаем нечто подобное. Я бы очень хотел, чтобы это был спектакль по "Голубю в Сантьяго". Однажды мне позвонил Феллини и сказал, что из этого произведения надо делать кино"...
Евтушенко в нем принимал активное участие? Или полностью доверился вам?
Венимамин Смехов: Я обложился его стихами и сделал композицию по лучшим его произведениям. Дальше композицию ему переслали, он попросил включить еще "Свинцовый гонорар" - памяти убиенных журналистов, и его новое стихотворение "Две девочки" - о том кошмаре, когда две девочки покончили с собой, оставив подарки мамам и написав, что жизнь без нас будет лучше... Валерий Золотухин был очень разгорячен идеей, и спектакль начинался с того, что мы вдвоем с ним выходили на сцену, а молодежь закручивала все витки из поэзии Евтушенко - гражданские, лирические, потешные, песенные... Мы показали, ему понравилось...
Вам потребовалось, видимо, много душевных сил, чтобы после всех событий переступить порог этого театра и перевести мысли актеров в поэтическое русло.
Вениамин Смехов: Старый театр, не Золотой век, и Булгаков здесь царствует... Это было очевидно. Но Валерий Золотухин мне дал список тех, в кого он верил. И это были люди беззащитные своим незнанием интриг, которые царили в театре. И я беззащитный - мы были вооружены только любовью к поэзии. Ко мне издавна здесь хорошо относятся - я никому не сделал ничего плохого, потом насмотрелись меня где-то... Но были и другие моменты - и мне про них рассказывали, что есть такие люди, которые не любят Любимова, и вас не хотят здесь видеть, ну, нормальный такой гур-гур театральный... Я не хотел слышать ни от кого ни о чем. Зато я видел очень отзывчивых и очень оснащенных техникой - пластикой, музыкой, танцем - молодых актеров. И главная моя забота была - научить их читать стихи.