После "Франкенштейна" самый мистический пермский и российский театр обратился к трезвейшему реализму, "срыванию всех и всяческих масок". Постоянным своим поклонникам, которые идут на "инфернальное", театр в анонсе обещал: "Жизнь в ночлежке протекает на глазах умирающей Анны... Никто из живых не чувствует, что смерть продолжает ходить между ними и уже ищет следующую жертву..."
На самом деле спектакль, конечно, не "про Анну". В афише "самого мистического" театра появился самый реалистический спектакль. Прожженный циник Сатин (Владимир Ильин), жалкий бывший ремесленник Бубнов (Илья Бабошин), безвольный Клещ (Андрей Одинцов), опустившийся Барон (Валерий Митин), вспыльчивый "блатной" Васька Пепел (Александр Шаманов), пьяница Актер (Василий Скиданов), скряга хозяин Костылев (Анатолий Жуков). Каждый из них дышит убедительностью, у каждого за плечами словно реальная жизнь, из рассказываемых историй складывается зримая биография. Будто сам Станиславский в этот раз работал.
Больше всего интриговало, каким окажется Лука. В версии "Народного театра" (что игралась в Перми на малой сцене театра кукол) Лука в исполнении Льва Трегубова был главным героем и подлинным теневым режиссером ночлежной жизни, демоном-искусителем, постепенно обретавшим власть над душами обитателей ночлежки и совращавшим их с пути "истинного". Но тут нет. "Мостовский" Лука (новичок труппы Никита Петров) сохранил долю таинственности. Но он просто психолог от природы, умудренный опытом человек, в лицо которого, кажется, въелась хитрость. Он уходит из ночлежки, почуяв перемену в отношении к себе, ну а попутно вселять пустые надежды получается нечаянно.
Зато четвертое действие сразу напомнит зрителям, что они все же не во МХАТе, а "У моста". Едва осветилась сцена, живо вспомнился финал "Зверя" - как там, так и тут сердце болезненно сжалось при виде персонажей, враз потерявших человеческий облик. В "Звере" этот кошмар был в самой концовке, "На дне" пьяная агония длится минут сорок. Зато знаменитый монолог Сатина: "Человек… Это звучит… гордо!", - как кажется, следует произносить только так: под звон стаканов и бульканье наливаемой водки, пьяным голосом, путаясь, теряя мысль и сбивчиво повторяя одни и те же слова. В классическом телеспектакле МХАТа 1952 года, кстати, решение таким и было - но со всем старомосковским академизмом.
Готовя премьеру, труппа глубоко погрузилась в материал. В период репетиций совершили экскурсию на нынешнее "дно" - в действующую пермскую социальную гостиницу. В спорах выпили немало водки. Со сцены пахнет настоящим керосином и луком, на столе - насушенные черные сухари... Наконец, как на полном серьезе уверяют в театре, накануне премьеры актеры решили несколько дней не мыться. Это под влиянием того, как Владимир Ильин, репетируя франкенштейновского монстра, выбил самому себе пару зубов. Все это в театре назвали "форматом 4D".
- "На дне" потому у всех вызывает скуку, что кроме теоремы "Горький - пролетарский писатель", в школе ничего не преподавали и ничего в памяти не осталось, - комментировал "РГ" художественный руководитель театра "У моста" Сергей Федотов. - Но Горький - классик не только социалистического реализма, а просто классик мировой литературы. После ярко современного Макдонаха мы искали что-нибудь, чтобы углубиться в историю. Однако, перечитав "На дне", я понял, что эта пьеса совсем не такая, как нам преподавали в школе - она тоже очень современна, практически про наше время! Про то, что люди веру потеряли, что любовь забыта - на все это и сейчас жалуются. А самое главное - что забитые, несчастные люди, опустившиеся в буквальном смысле на самое дно жизни, все равно сопротивляются, ищут света, строят планы на будущее и продолжают мечтать о лучшей жизни. Вот это свойство русского человека - как его ни унижай и не топчи, а он будет воевать за свое счастье, - оно в этой пьесе и поражает.
Уже известно, что "На дне" будет показан на фестивале "Театр европейских регионов" в конце июня в Чехии - в Праге и Градце-Кралове.
Справка "РГ"
"На дне" (1902) - одна из самых известных пьес Алексея Максимовича Горького (1868-1936). В премьере в декабре 1902 года в Московском художественном театре были заняты сам Константин Станиславский (Сатин), Иван Москвин (Лука), Василий Качалов (Барон), Ольга Книппер-Чехова (Настя) и иные легенды рубежа XIX-XX веков.
В 1952 году была заново поставлена коллективом МХАТа (тогда - им. Горького - ред.) к 50-летию первой премьеры в виде телеспектакля. Играли народные артисты СССР Алексей Грибов (Лука), Алла Тарасова (Настя), Владимир Ершов (Сатин), народные артисты РСФСР Павел Массальский (Барон), Василий Орлов (Актер) и другие звезды.
Неоднократно экранизирована в СССР и за рубежом. Наиболее известен фильм Акиро Куросавы (1956), где действие было перенесено из царской России в средневековую Японию.