В фильме банда лоботрясов развлекается тем, что крадет у звезд драгоценности. В жизни банда лоботрясов забралась в отель Suite Novotel Cannes Centre и стащила там сейф с драгоценностями фирмы Chopard на сумму, как утверждают, 1,4 миллиона долларов. Отель негламурный, деловой, расположен вдали от Круазетт на бульваре Карно. По версии полиции, воры, возможно, кто-то из персонала - забрались в комнату, которую занимает американский представитель фирмы, через свободный смежный номер. Директор по коммуникациям фирмы Chopard Рафаэлла Россиелло подтвердила факт кражи, но настаивала, что сумма украденного меньше той, что проникла в печать. И отрицала, что похищенные драгоценности предназначались для звезд. Chopard входит в число главных спонсоров Каннского фестиваля, именно она изготавливает его призы, включая Золотую пальмовую ветвь.
Дважды подмоченный - дождем и грабежом - фестиваль набирает обороты медленно и сумрачно. Один из дней был отдан политике: оба конкурсных фильма можно условно назвать диссидентскими. Китаец Цзя Чжанкэ выступил с разоблачением того, что скрыто за витриной китайского экономического чуда. В четырех новеллах "Прикосновения греха" за громадами небоскребов, ультрасовременными цехами, скоростными поездами и роскошными саунами затаился разгул всепроникающей коррупции, бесправие рабочих, в паутине конвейеров уравненных с передаточными механизмами, социальная незащищенность женщин, которые становятся легкой добычей богачей и вынуждены оборонять себя подручными средствами. Здесь единственный аргумент - насилие, здесь безнадега, вынуждающая бедолаг кончать самоубийством, здесь бродят тени проклятого "совка" (проститутки соблазняют клиентов, маршируя под хор "Вперед заре навстречу, товарищи в борьбе" на русском языке). Фильм так внимателен к жестоким подробностям и роковым исходам, что, кажется, только для них и сделан. Картина явилась в Канн с репутацией запретного плода, хотя Чжанкэ сообщил, что китайские власти не против ее выхода на экраны.
Второй фильм, попавший в конкурс по политическим соображениям, - "Прошлое", которое опальный иранец Асгар Фархади снял во Франции. Он подтвердил свою верность семейной тематике, как и реноме режиссера, умеющего филигранно работать с актерами. Трио Беренис Бежо ("Артист"), Тахара Рахима ("Пророк") и Али Мосаффы разыгрывает сложную - точнее, искусственно переусложненную - психологическую драму с максимальным количеством непредсказуемых поворотов вплоть до кульминационного впадения в кому. Иранец Ахмад возвращается в Париж через годы после разрыва с женой-француженкой, чтобы окончательно оформить развод. И начинается цепь событий, каждое как бы случайно, но вместе они образуют вязкое варево жизней, - увы, не столь значительных и типичных, чтобы можно было ими увлечься. В фильме можно найти отзвуки актуальных проблем сдвинувшегося мира и мультикультурной Франции, но это лишь отзвуки. Фархади говорит, что любит прихотливо взаимодействующие сюжетные линии - эта прихотливость и сообщила его сценарию привкус ненатуральности. Один финал следует за другим, и вполне мастеровитый фильм смотришь, посматривая на часы.
В уикэнд в программе Специальных показов прошел фильм "Отдать концы" Таисии Игуменцевой. 23-летняя дебютантка получила право показать свою первую полнометражную работу в Канне, потому что в прошлом году Жан-Пьер Дарденн, председатель жюри конкурса студенческих работ Cinefondacion, увенчал главным призом ее короткометражку "Дорога на…", а это автоматически открывает и дорогу на очередной фестиваль для нового фильма. Думаю, дирекция уже жалеет о том, что завела такую традицию.
Трудно сказать, что пленило Дарденна в истории парня, который ночами оглашает жилой квартал многоэтажным матом, - вероятно, не зная языка, он думает, что это такой социальный протест. Но приз выдан, режиссеру нужно спешно снять полнометражку для каннской премьеры. Девиз "я ее слепила из того, что было", как нельзя больше подходит для истории о конце света в одной отдельно взятой деревне тридесятого царства - ибо в России ни таких деревень, ни таких деревенских типажей нет. Для сюжета пошли в ход подручные средства. У Дарденна попросили право использовать кусок его фильма - и в глухой деревушке на десять жителей люди смотрят "Молчание Лорны". При этом в кадре мелькает телевизор с допотопной линзой - время действия неясно, и надо думать, это парабола. Из "Меланхолии" фон Триера заимствована идея накатившего конца света, когда за сутки до братской могилы герои могут переоценить свою жизнь. Переоценка сводится к тому, что перед смертью персонажи осуществляют свои тайные вожделения, но гибель отложена, и все возвращаются в свои сусеки. Сусеки то засыпает снегом, то подтапливает водой, конец света то ли наступил, то ли еще будет, но над буколической хаткой уже повис компьютерный небосвод из "Винни Пуха", и режиссер в финальной песенке честно признается в собственном недоумении: "Кто тебя выдумал, звездная страна"?
Играть приглашены люди явно из ближайшего окружения, каждая роль - то, что в кино зовут мискастингом, непопаданием в типаж. По некоторым признакам, это комедия, но наш попсовый юмор телевизионного разлива не высек в зале ни одного смешка; фильм шел в подавленной тишине, закончившись без единого хлопка и почти уже без зрителей. Очевидно, понимая безвыходность ситуации (картина неумна, неталантлива, но и обещание нужно держать), фестиваль отвел показу самый маленький из залов, но и тот заполнился едва на четверть. Расходились, пряча друг от друга глаза: на крупнейшем фестивале Европы Россия показала фильм, который не назовешь хотя бы профессиональным.
Надо отдать должное, каннский трамплин используется на максимуме: начинающий режиссер уже запускает новый проект, и опять с дешевым титлом "Буй". Рискованная, но довольно монотонная двусмысленность названий - пока единственный художественный прием, который Игуменцева заявила как свое неоспоримое "ноу-хау".
Асгар Фархади:
- Конечно, можно попытаться освободиться от прошлого - да ведь прошлое тебя не освободит! Есть два типа цензуры: официальная и та, что заложена в тебе самом. Она - часть твоей натуры. За пределами Ирана я снимал более свободно, но не освободился от собственных установок, составляющих часть моей творческой личности.
Цзя Чжанкэ:
- Меня волнуют истории о разгуле насилия. Они не представляют никакой тайны - ими полнятся китайские газеты и интернет. Люди часто их слышат, но быстро забывают. И я хотел перевести их в разряд кинодрамы. Они никак не зависят от современной политики, экономики или технологий - они вневременные, всеобщие. И мотивы у людей, живших сто, двести, триста лет назад, были точно такими же. Мы живем во времена интернета и скоростных поездов, но разве люди сколько-нибудь изменились?