Во всяком случае в эти дни главный конкурс один за другим предъявил фильмы далеко не самых последних мастеров, которые осознанно или невольно повторяют классические приемы хрестоматийных картин. И если в фильме Паоло Соррентино "Великая красота" почти цитирование Федерико Феллини было в какой-то мере неизбежно, то зачем понадобилось Стивену Содербергу повторять старые приемы Боба Фосса в фильме "За канделябрами", объяснить не могу.
Сорокатрехлетний итальянский мастер решил фактически повторить открытие Рима, которое Феллини примерно в том же возрасте предпринял в фильме "Сладкая жизнь". Точно так же протагонистом он избирает модного журналиста - правда, популярный актер Тони Сервилло много старше Марчелло Мастроянни и сообщает повествованию, у Феллини беспощадно саркастичному, скорее умудренную элегичность. А невероятная, величественная красота Рима, оттеняющая суетливое уродство современной жизни, - это красота прощания, отлетающая в прошлое вместе со стаей розовых фламинго, остановившихся на отдых на террасе квартиры героя, что прямо напротив Колизея.
Картина Соррентино начинается долгой и уже потому непереносимой сценой "светской" вечеринки с чисто феллиниевскими разрисованными женщинами, феллиниевским гротеском, но не с ностальгическим Нино Рота в саундтреке, а с режущими слух бесформенными бит-ритмами. Мы увидим неистово художественные натуры, увидим девицу, делающую миллионы на том, что с визгом разливает по полотну краски, увидим левацкие "шоу протеста", вся социальность которых в серпе и молоте на окрашенном красным лобке, увидим ужимки и прыжки престидижитаторов, станем свидетелями бесконечной интеллигентской болтовни, в которой легко перебрасываются именами Флобера, Пиранделло и Достоевского вперемежку с последними новостями скандальных ток-шоу. Как гермафродит в "Сатириконе" Феллини, здесь возникнет свой уродец-оракул в образе беззубой морщинистой сестры Марии, которой сто четыре года, и от которой ждут божественных откровений. Я уже точно знал, что вскоре должен появиться кардинал, и он, как в "Восьми с половиной", прошамкает что-то вполне банальное, - и кардинал действительно появился. Прогремевший полвека назад антибуржуазный выпад великого Федерико не потерял ни грана актуальности: Феллини уже нет, а буржуазность все та же, только стала еще более декадентской, бессмысленной, уродливой и бесконечно повторяющей собственные ходы, как застрявшая пластинка.
Автор фильма сколлекционировал в своей кинофреске многие мотивы итальянского кино, прозвучавшие за эти полвека: по фильму разбросаны аллюзии к Этторе Скола, Марио Моничелли, Марко Белоккио; как и у Феллини, автор как бы случайно впускает в кадр знакомые лица знаменитых актрис - мелькнут и растворятся в пространстве. Ясно, что для Соррентино этот фильм в какой-то степени подведение итогов очередного этапа культурного развития Италии, кощунственно контрастирующего с вечными образами великих творений, из которых составлен хрестоматийный портрет Рима - вероятно, единственного места на Земле, где срез времен так очевиден и поразителен.
Впрочем, если углубиться в эту пропасть, то выяснится, что и эти великие творения взошли на все той же непроходимой пошлости, из которой составлено человечество. Паоло Соррентино предпринял отчаянную попытку продолжить тему, но выяснилось, что Феллини, как всякий гений, ее исчерпал - дальше идут только повторения и подражания.
Второй заметный фильм этих дней - "За канделябрами" Стивена Содерберга - принят залом неожиданно очень тепло. Неожиданно для меня - потому что, вполне признавая виртуозную работу актеров, я не вижу в картине ничего более существенного, чем то, что предлагали таблоиды.
Впрочем, для нас предмет фильма несопоставимо дальше, чем для западного зрителя. Его герой пианист Либераче в России практически неизвестен, а в мире это фигура культовая, превосходно раскрученная бесчисленными телешоу, эксцентричная, броская, сопоставимая с такими звездами, как Элтон Джон или Элвис Пресли. Он даже превзошел их, став самым высокооплачиваемым шоуменом Америки. Его виртуозной пианистической техникой можно насладиться в видеоклипах, там же можно увидеть скалькированные с этих клипов эпизоды фильма - как, например, шоу, где Либераче представляет публике шофера своего лимузина юношу Скотта Торсона.
Любовные отношения Либераче и Торсона были предметом многолетних пересудов желтой прессы, а потом о них написал мемуары и сам Торсон - из мемуаров и родился фильм, который теперь претендует на Золотую пальмовую ветвь.
Главная задача, которую поставил перед собой Содерберг, - дотошно воспроизвести внешность знаменитых прототипов, из повадку, их голоса, обстановку роскошного дома Либераче и атмосферу его пышных шоу. Задача выполнена в совершенстве. Вернувшийся на экран после операции неузнаваемый Майкл Дуглас прошел хороший тренаж игры на фортепиано и полностью перевоплотился в Либераче. Фантастически помолодевший Мэтт Дэймон на ходу меняет внешность, имитируя результаты пластических операций, сделавших миловидного Торсона волкоподобным мачо. Оба вполне вживаются в образы своих персонажей, и даже их некоторая карикатурность выглядит не столько интерпретацией, сколько все той же имитацией. И все равно сцены в аляповато шикарном доме Либераче неуловимо напоминают гомерически смешные эпизоды в квартире гей-режиссера из киномюзикла "Продюсеры". Фильм все время дрейфует от реального драматизма конфликтов между ветреным Либераче и его ревнивыми пассиями - к ощущению гротескности такого существования. В нем нет ни сочувствия, ни осуждения, ни понимания, ни отторжения - ничего, что поднимало бы картину над таблоидной скандальной хроникой. И только в последней сцене прощания Торсона с умирающим патроном проскальзывает нечто человеческое. Дуглас здесь снова неузнаваем: изможденное лицо старика уже ничем не напоминает блестящего любимца публики, богача и баловня судьбы. И зрители впервые понимают, что двух персонажей связывало, вероятно, нечто глубоко человеческое.
Финальный эпизод отпевания героя аранжирован неожиданно: Содерберг зачем-то буквально повторяет эстрадно-похоронную феерию из гениальной картины Боба Фосса "Весь этот джаз". Герой в сверкающем пиджаке поет свой прощальный номер, улетая под колосники, и кордебалет с веерами, сойдя с кадров Боба Фосса, машет ему вслед. Так как "Весь этот джаз" - тоже всего лишь музыкальная версия фильма Феллини "Восемь с половиной", то можно считать, что Каннский фестиваль сразу двумя картинами - Соррентино и Содерберга - отсалютовал главному маэстро мирового кино.
О чем сигнализирует теплый прием весьма посредственной работы в пресс-зале? Возможно, он обусловлен априорными симпатиями к фильму, который ожидают трудности в прокате. Не исключено, что это обстоятельство повлияет и на решения жюри: в Канне любят поддерживать обиженных.