Как сделать жизнь в России интересной, а работу притягательной, как вырвать свою страну из плена ее негативных восприятий? К обсуждению этой темы мы пригласили новое поколение, молодых людей - режиссера Михаила Сегала, журналиста "Russia Today" Тима Керби, ученого-химика Павла Проценко и создателя блога "Сделано в России" Романа Ковригина. Вела "совет экспертов" заместитель главного редактора "Российской газеты" Ядвига Юферова.
Имитация грусти
Стало общим мнением, что на мировых кинофестивалях запрос на образ негативной России так огромен, что это уже входит в маркетинговый расчет: хочешь получить награду, снимай Россию язв и болячек.
Михаил Сегал: Думаю, найдется всего 1-2 примера тех, кто специально - чтобы прославиться - делает негативно-конъюнктурное кино о России. Остальным вряд ли захочется тратить на это жизнь.
Если же кино, показывающего жизнь в России в негативных красках, снято много, то не с целью получить приз. Это продиктовано эстетической интуицией режиссера, подсознательным ощущением, что в кино грустном, загадочном, странном, депрессивном больше элементов искусства, и через него легче заявить о себе как ярком художнике. Но эта тональность свойственна не только нам. Что поделаешь, если грустная интонация продается быстрее.
Тим Керби: А у нас искусство, и особенно авангардные художники, "поймано" позицией "против". Если ты против - сообщества, приличий, чьих-то святынь, - тебе гарантированы высокие очки. Поэтому, например, 5 лет назад в Нью-Йорке, образ Мадонны сотворили из какашек. Но среди такого рода художников есть и имитаторы. И решение "чтобы фильм был художественным, он должен быть мрачным", тоже может принять имитатор. Хорошо бы различать тех и других.
Сегодня ночные разговоры в "Фейсбуке" зашкаливают в соревнованиях по ненависти к России. От нее уже устаешь. Среди нас есть человек, в пику этой моде создавший сайт хороших новостей о России.
Роман Ковригин: Я создал сайт "Сделано у нас", когда устал от хоровых стонов в "ЖЖ" на тему "Россия сидит на трубе", "Россия ничего не производит". Ну во-первых, "труба" - производство газа и нефти - это очень высокотехнологичная отрасль. Но и помимо этого у нас есть чем гордиться. Посмотрите индексы промышленного производства - оно растет на протяжении 10 лет.
У нашего сайта коллективный автор, писать на него могут все, у кого есть хорошая новость о российском производстве или социальной жизни: спустили на воду корабль, открыли новый театр, в Горно-Алтайске построили новый детский сад.
Ежедневно на наш сайт приходит по 25 тысяч уникальных посетителей.
Михаил Сегал: Сайт "Сделано в России" - прекрасная витрина хороших примеров, которые, накапливаясь количественно, должны нас убедить в том, что у нас все хорошо. Но мне кажется, что очень важен вопрос контекста, внутри которого накапливается масса хороших примеров. А если этот контекст - узурпированная власть, нечестные выборы, полицейское государство?
Родина - выбор или приговор?
Павел Проценко около двух лет работал во Франции, но вернулся в Россию. Расскажите, почему?
Павел Проценко: Пять лет назад, работая за границей, я почувствовал, что, как и все постдоки и аспиранты, нахожусь в довольно жесткой и иерархичной системе отношений. На мой взгляд, у нас можно добиться большей свободы. Но обольщаться тоже не надо, это связано с тем, что у нас все сильно подвымерло. В заброшенной деревне легче найти отдельную избушку. Хотя в избушке часто дырявая крыша, гнилой пол, косая дверь. "Отдельная избушка" для меня это право на выбор: чем ты будешь заниматься.
Если же говорить о голом прагматизме, то мне лично было выгоднее остаться во Франции. Но я и моя семья (у меня трое детей) живем в России. Потому что жизнь человека - это не только кошелек. Выбор России - это выбор среды, в которой ты хочешь жить и развивать ее, выбор языка, культуры, дорогих и интересных тебе людей.
Сегодня и в России можно заработать не меньше, чем на Западе.
Павел Проценко: Но, как правило, за эти деньги здесь придется заниматься не наукой, а надуванием щек, изображением из себя великого новатора. В России деньги платятся в основном за технологию. А заниматься наукой, хорошо за это получая, удобнее на Западе.
Тим Керби: Я бы не обращал особенного внимания на людей, чей выбор "я буду жить в России" продиктован только материальной стороной дела. Главная причина жизни в ней всех моих знакомых иностранцев: потому что Россия - другая. То что в России не так, как в Италии, Франции, Германии, - это главное. И это важнее туристических приманок. России надо гордиться тем, что она другая и предлагать свое другое.
Мне лично было выгоднее остаться во Франции. Но живу я в России, потому что жизнь - это не только кошелек
В мире по-настоящему интересно то, что противостоит общепринятому. Один мой знакомый, живший во Франции, заметил, что там даже коренные французы интересуются исламом. Потому что это противостояние, альтернатива. Когда-то мы знали коммунистические слова "обком - Маркс-Энгельс - пролетариат", а теперь мусульманский мир, противопоставивший себя Западу, заставил нас говорить о хиджабах и фетвах.
Россия сейчас создает свою новую государственную философию - суверенитет, многополярный мир... И это тоже своего рода противостояние, она так обращает на себя внимание.
Только надо, чтобы Россия сильнее продвигала свои идеи. И люди на Западе видели ее неготовность дудеть в общую дудку. Я спросил у своего знакомого немца, учащегося в МГУ, почему он выбрал русский язык? Он сказал: все столицы в Евросоюзе одинаковые, всюду говорят по-английски. А Россия может сказать: мы не как все, мы за многополярный мир, разнообразное устройство жизни... И русский язык на самом деле практически единственный настоящий иностранный язык в Европе, сказал он мне.
А еще очень притягивает к России то, что она наравне с Польшей, и может быть, с Сербией и Хорватией - единственная по-настоящему христианская страна, страна сильной веры. Я атеист, но я чувствую, что в России есть дух, философия. И не бойтесь говорить: у вас весь этот дешевый материальный хлам, зато нет души, и мало что в голове. Не бойтесь говорить о себе с гордостью...
Михаил Сегал: Гордость от того, что у нас не так, как у других, и склонность возводить ощущение собственной исключительности в некое качественное преимущество, мне кажется, никогда не улучшали нашу жизнь.
Я живу и работаю в России, но не потому что выбрал ее, а потому что жизнь моя так сложилась. Я русский и с детства к России приговорен. Что делать? Сделать подкоп и сбежать? Или обратить внимание на то, что в месте, к которому приговорен, красивое небо? Мне кажется, вернее смотреть на свою страну как на проблему, которую надо решать. Хоть находясь в ней, хоть уехав из нее.
Моя профессиональная среда, например, отличается непрофессиональным подходом и очень плохой организацией дела. Но, как ни странно, именно благодаря этому - отсутствию хорошо выстроенной иерархической структуры - я многое могу реализовать. Не заканчивая ВГИК, не проходя длинный путь подачи на многочисленных питчингах кучи своих сценариев, не работая 10 лет ассистентом у большего режиссера. Я, поснимав клипы, просто договорился снять полнометражное кино. На Западе такого бы не произошло.
Но вот Бекмамбетову, как кораблю, хотелось большой воды. И он сам себя забросил в Голливуд и сумел там реализоваться. Так что с точки зрения успеха в профессии целесообразным может быть пребывание как в России, так и на Западе.
Павел Проценко: Положение искусства и науки у нас и на Западе во многом похоже. Может быть, потому, что и то и другое - интеллектуальные, высокозатратные "вещи" с большими бюджетами, а толкают их все равно одиночки.
Михаил Сегал: Но если встает вопрос морального комфорта, о котором говорил Павел, это совсем другое. У кого-то ведь нет комплекса патриотизма и ностальгии, он просто решает проблемы семьи. Одна моя знакомая, врач, закончившая институт, поработав пару лет здесь, приняла решение эмигрировать в Швецию. Я спросил: "Зачем же ты уехала?". Она ответила потрясающе логичным тезисом: "Зачем жить в России, если можно жить в Швеции?". Я не смог возразить. Но ставить такие вопросы имело бы смысл, если у всех в России была бы возможность уехать. Вопрос "уезжать или оставаться?" актуален лишь для одиночек высокоинтеллектуальных профессий или девушек, по случаю вышедших замуж.
Тим Керби: Позиция "Пусть редкие индивидуалы едут куда хотят, это их личное дело" мне кажется не верной. Индивидуальный выбор интеллектуалов имеет значение для будущего государства. Уменьшающееся число таких индивидуальных отъездов может улучшить ситуацию и имидж России.
Хочу обратить внимание, что статистика про уезжающих из России гораздо доступнее и употребимее, чем о приезжающих. И никто, например, не знает, что доля уезжающих из Германии намного больше, чем из России.
Количество уезжающих из России сегодня сопоставимо с количеством приезжающих. Отъездный бум начала 90-х схлынул. Россия сегодня - после США - самая притягательная для мигрантов страна.
Нам нужна великая Россия?
Но жить потенциальным эмигрантом, "приговоренным" к жизни в России, это все-таки немного странная картинка в голове и чувства в душе. Если у большинства нет возможности эмигрировать за границу, может, нам подумать о возможности переехать из России, к которой мы приговорены, в другую, великую Россию? Помните фразу Столыпина про то, что нам нужна великая Россия.
Михаил Сегал: Человек, понимающий всю сложность ситуации в России, не должен автоматически приравниваться к ущербной позиции "внутреннего эмигранта", а человек, который повторяет "все будет отлично" - поощряться за оптимизм.
Дело не в оценках, а в прямоте вопроса: может, нам все-таки всем переехать не в маленькую Швецию, а в великую Россию?
Михаил Сегал: Но тут не обойтись без ответа на вопрос "Как нам обустроить Россию".
Но сначала нужен ответ на другой вопрос - можем ли мы, люди разных взглядов и площадей протестов, стать более солидарными со своей страной? Сегодня "говорящий (или "креативный") класс" часто не солидарен со своей страной. А как тогда проектировать в России нормальную жизнь?
Роман Ковригин: Я считаю, что общество можно объединить идеей - сделать Россию счастливой. Мешает этому только то, что мы счастливую Россию все по-разному видим. Меня, например, раздражает запрос либералов на идеальность - чтобы сразу на площадь и кричать, если что-то не так.
И желая что-то радикально поменять в стране, мы должны понимать, что придется чем-то жертвовать каждому лично - получать меньшую зарплату, кушать эрзац-жир - потому что мы, к примеру, запускаем корабли в космос... У разных государств свои национальные идеи.
Но в Америке-то это идея успеха, а не жертвы. Каждый имеет право на счастье, верно, Тим?
Тим Керби: Да, национальный миф есть, и он "работает", объединяет людей.
Михаил Сегал: Национальная базовая идея, во имя которой люди начинают что-то делать, подразумевает наличие идеализма. Человек должен жить не только практическими соображениями, но и сохранять идеалистическое мировосприятие. Однако такое восприятие легко спутать с социальной наивностью. Можно верить в экономический рост, социальный лифт, в то, что к нам едут люди из других стран... Верить в то, что тебя не коснется "отрицательная" Россия, жить и радоваться хорошему. Ну в самом деле: ведь не только сгорел театр, но и построили новый. Дорогу проложили, а потом через нее заботливо перевели старушку. Но все зависит от контекста: если в семье отец бьет мать и детей, то странно радоваться новым ботинкам, которые он купил, обсуждать это. Факт семейного насилия все-таки, наверное, пересиливает. Пусть перестанет драться, тогда похвалим его за ботинки.
Но и прогнав отца, мы можем не улучшить, а ухудшить ситуацию. Хотя будем честно руководствоваться мечтой улучшить.
Тим Керби: Мне кажется, это великая наивность, сродни мечтам девушек всего мира о принцах-миллионерах, думать, что вот мы сейчас выйдем на площадь политического протеста, и все изменится к лучшему. Во власти могут находиться не самые добрые люди, но почему никто не думает, что перемены могут привезти в нее еще более худших. Почему в России, пережившей системный крах 90-х, не усвоили эту простую истину? От предоставления свободы гейпарадам жизнь не становится демократичнее.
Роман Ковригин: Плохое надо видеть. У меня, например, нет собственной квартиры, и я не могу ее купить, хотя у меня двое шестимесячных детей-двойняшек. Но я заранее купил земельный участок, весной возьму кредит, начну строить. Если жить в России с мыслью поднять ее, то нельзя смотреть только на недостатки и кроме них ничего не видеть. Я думаю, что изменить плохое можно только научившись видеть хорошее.
Неделю назад я ездил на встречу выпускников своей школы и узнал, что в детдоме, что у нас в поселке, осталось 25 детей, а было больше 50. Сирот реально - по всей России - становится меньше. И кто хочет помочь своей стране, пусть пойдет в детдом и возьмет ребенка. Я, кстати, думаю о том, чтобы усыновить сироту, когда чуть-чуть подрастут мои дети. Глобальные политические перемены без простой "работы на земле" вроде усыновления детей не состоятельны. Может быть, наша национальная идея - хорошая семья!
Михаил Сегал: А я думаю, это один из самых спекулятивных аргументов пропаганды. Ведь это означает - создавайте микроячейки, лишь бы не было реального сильного социального сопротивления.
Менять наверху важнее, чем "работать внизу". У моего друга на даче есть водопровод и нет счетчика, и он там часто не закрывает кран. А в городской квартире счетчик есть, и он очень быстро научился не забывать закрывать кран. Есть вещи, которые работают только сверху, а расчудесные люди и их хорошее отношение друг к другу в семье и других микроячейках общества ничего не решают.
Тим Керби: Согласен, все меняется сверху. В Нью-Йорке также. Я пришел в бедный негритянский район и вижу, что его жители не работают. Потому что раньше были заводы, где они, работая, получали достойные зарплаты, а теперь либо за полдоллара в час стоишь в "Макдоналдсе", либо с большей прибылью продаешь "травку". Сидишь дома, получаешь звонки, имеешь пистолет, и вот уже тебя боится полицейский. Эта картинка из жизни в Америке доказывает, что не люди, а система задает, как нам жить. Это вам вместо придуманных примеров про то, как кто-то где-то отлично работает.
Патриотизм на вынос
Одна из героинь нашей публикации о людях, приехавших работать в Россию, заметила: у вас очень часто произносят слово "Родина", в Европе такого давно уже нет. Мы более патриотичны?
Михаил Сегал: Под "патриотизмом" можно подразумевать и очень тонкую материю, совокупность впечатления о своей родине, ее истории, культуре, красоте поступков соотечественников - человек замерзал в поле, его спасли... Патриотизм, в который врастают эти тонкие материи, конечно, ценен. Но это один процент содержания слова "патриотизм". А на 99 процентов это спекулятивная пропаганда. Поэтому я бы на ближайшие сорок лет запретил слово "патриотизм". Потому что в России, на мой взгляд, недостает космополитизма. Если бы у нас было нормально развито космополитическое мышление, мы воспитывали молодежь и себя в понимании, что люди везде одинаковые, и мы ничем не лучше и не интереснее других, это бы останавливало войны. От спекулятивного патриотизма один вред.
Тим Керби: В России очень часто патриотичен "маленький человек", а "большой" - коррупционер и непатриот. Если бы люди наверху были патриотичными, они бы не хранили свои капиталы за границей. Патриотичен ли Центробанк с его 8-процентной (против 0,25 процента ФРС США) ставкой на кредит, делающим очень дорогим покупку жилья?
Роман Ковригин: Большинство наших патриотов - это "эмо-патриоты". Они все время плачутся о судьбе Родины. По-моему, это не столько патриот, сколько человек, которому нужна причина поплакать. Он ничего не будет делать на благо Родины, скорее пойдет брать взятки, потому что все же берут. От эмо-патриотов пользы никакой.
Тим Керби: В Америке это называется "слепой патриотизм". У человека флаг на доме, но он ничего не делает, всем хамит, но кичится тем, что патриот! Важен патриотизм в делах, в поведении человека.
В России я - иностранец, своего рода "зеркало на ногах". Так вот, когда я приехал в Россию, на каждом шагу слышал: ну зачем, здесь так ужасно! Сейчас я гораздо реже слышу этот вопрос. Все-таки что-то повернулось. И пошло в другом направлении.
Михаил Сегал, режиссер:
- В одном фильме супергерой, попав в некую страну, честно воюет вместе с ее солдатами. Но когда ему по-настоящему начинает угрожать опасность, они говорят ему: уходи, спасайся - это не твоя война. Для тех, кто приезжает в Россию, то, что у нас не происходит, "не их война". Я сам не раз, работая в другой стране, не огорчался так, как огорчаюсь дома. Потому что это "не моя война". Иностранцы могут приезжать в России зарабатывать деньги, и от скуки. Они говорят: нам нравится в России, здесь все двигается, не то, что на скучном Западе. Но тогда это вариант развлечения... Они не понимают всю сложность происходящего, потому что это не "их война".
Опросы
80 процентов россиян, по данным ВЦИОМа, считают себя патриотами своей страны. Не патриотично настроены 17 процентов опрошенных.
На вопрос "Кто я такой", 55 процентов отвечают "гражданин России".
48 процентов россиян считают, что истинный патриотизм - это уважение традиций, 46 - что укрепление семейных ценностей.
26 процентов видят патриотизм в работе с полной самоотдачей. 19 процентов связывают его с празднованием важных исторических дат, 13 - с разговорами на патриотические темы.