Известно, что вы много работаете. Чем заняты сейчас?
Александр Дольский: Только что закончил сборник стихотворений. Выбрал самое важное, то, что является моей душой, сердцем, мировоззрением, что проверено на публике. Вышло уже седьмое издание моих сонетов, третье - романа в стихах "Анна".
Почему вы издаете свои книги за свой счет?
Александр Дольский: Чтобы избежать обмана и встреч с неблагородными людьми. А так я сам выберу бумагу, шрифт, расположение, возьму великолепную живопись моего среднего сына, помещу на обложку то, что хочу.
Раньше ваши песни пели у костра, в походах. Сейчас ваша публика другая?
Александр Дольский: Мои читатели и слушатели - это всегда элита СССР и России. Те, кто любит читать книги, любит музыку, уважает честность и искренность. Их пока еще много.
Вас представляют на афишах: "виртуозный гитарист, композитор, бард". А как точнее, по-вашему?
Александр Дольский: Поэт, музыкант. Поскромнее. Слово "композитор" слишком сильное. Это Чайковский, Моцарт. Бардами Пушкин называл двоих - Шекспира и Вальтера Скотта. Поэт везде - не больше чем поэт. Это и судьба, и призвание, и любовь, и профессия. Я в юности осваивал все формы, просодии, стили, пытался писать, как Пушкин, Маяковский или Есенин. Сначала себя нужно воспринимать как малозначащую личность и всему учиться. Пастернак сказал: "Но пораженье от победы ты сам не должен отличать". Я учился бесконечно - и до сих пор учусь. Когда я писал роман в стихах "Анна", он шел сначала нелегко, а к середине я расписался, технических преград уже не было. Это профессия - написать не глупо, с душой и грамотно.
Вы говорили, что собираетесь написать автобиографию.
Александр Дольский: Мне хочется написать, как время и искусство прошли через мое сердце, как они менялись и как меняли меня, про свою свободу в рабском государстве. Пишу потихонечку. По крупицам исследую свою родословную. Отец и дедушка говорили мне, что наш род - древний. Но при советской власти было запрещено быть продолжателями древних родов. Дед был священником, несколько раз его репрессировали. И отец сидел в лагере, когда ему было 17 лет (удивительно, но ему удалось сбежать). Это поколение запуганное... В молодости не особенно интересуешься своими предками. А уже сейчас, перечитывая Шопенгауэра, Ричарда Баха, я задумался: чтобы лучше понимать свою жизнь, логику, свои проявления - физические, духовные, интеллектуальные, надо знать историю своего рода - откуда идет моя кровь, какие там были люди, какие национальности перемешаны.