Таким образом, посольство продолжает традицию выставок одной картины, которые уже были в Эрмитаже ("Гроза" Джорджоне), ГМИИ им. А.С. Пушкина ("Дама с единорогом" Рафаэля, "Паллада и кентавр" Боттичелли, "Портрет Андреа Дориа в образе Нептуна" Аньоло Бронзино), Мультимедиа Арт Музее ("Портрет молодого человека" Джованни Беллини). Скромность этих проектов обманчива.
Если говорить о "Святом Георгии" Андреа Мантеньи, то замысел показать его в Оружейной палате, в Московском Кремле, который в XV веке строили итальянские мастера, вряд ли нуждается в объяснении. Мало того, что "Святой Георгий", работу над которым датируют или самым началом, или серединой 1460-х, почти ровесник Кремля, построенного во времена Ивана III. Святой Георгий также считается покровителем Москвы.
Сюжеты, посвященные подвигам св. Георгия, были одними из самых популярных и в иконописи, и в живописи. Обычно художники старались использовать весь драматический потенциал сюжета.
Скажем, на полотне Паоло Уччелло из Национальной галереи в Лондоне, которое датируется примерно 1470 годом, перед зрителем разворачивается целое представление. Огромный дракон, размахнув перепончатыми крыльями и готовый наложить свою когтистую лапу на застывшую в ужасе деву в алом длинном платье, пригвожден длиннющим копьем всадника на белом коне. И вот уже из зубастой пасти льется на землю кровь. Белый конь, почти взвившийся на дыбы, придает особую эффектность сцене. На фоне темной пещеры, грозового ночного неба и черной фигуры дракона всадник на картине просто выглядит "лучом света...".
Совсем иное дело у Мантеньи. Его святой Георгий стоит, опершись на сломанное копье, в мраморном проеме высокой неширокой двери, словно в раме. Он юн, прекрасен, облачен в рыцарские доспехи, за спиной - алый плащ. Пожалуй, если бы не доспехи, он был бы похож на Давида. Но не Микеланджело, а, может быть, "Давида" Донателло. То же изящество позы, то же отсутствие видимого напряжения. Кажется, что этот красавец с золотыми кудрями и не подозревает, что он совершил. И лишь морда мертвого чудовища с застрявшим в ней наконечником, которая высовывается из-за мраморного проема прямо на зрителя (Мантенья любил такие игры с пространством), да башни города вдалеке говорят зрителям о пережитом горожанами ужасе и так чудесно пришедшем спасении. Перед нами портрет победителя и бесстрашного рыцаря прежде всего, что и подчеркивает гирлянда, свисающая сверху.
Любопытно, что, следуя за образом юного Давида, которого Мантенья облачает в стальные латы, художник, по-видимому, не захотел ориентироваться на мраморную скульптуру "Святого Георгия", которую Донателло создал в 1415-1416 годах. Тот герой, хотя и опирающийся на щит, украшенный крестом, больше похож на античного героя. Он только готовится к битве. У Мантеньи, напротив, победа уже свершилась. Его герой родом не столько из раннехристианских сюжетов, сколько, кажется, из рыцарского эпоса.
В любом случае это герой, которого хочется увидеть в Оружейной палате Московского Кремля. Сколько лет они ждали встречи друг с другом?