10.07.2013 00:20
Общество

Андрей Сорокин: Прежде чем спорить об истории, ее надо знать

Андрей Сорокин: Прежде чем спорить об истории, ее надо знать
Текст:  Юлия Кантор (доктор исторических наук)
Российская газета - Федеральный выпуск: №148 (6124)
Открытость архивов, единый школьный учебник истории, трудность осмысления трагических страниц XX века - эти темы наш корреспондент обсуждает сегодня с директором Российского архива социально-политической истории Андреем Сорокиным.
Читать на сайте RG.RU

- Андрей Константинович, открытый недавно портал "Документы советской эпохи" вызывает болезненный интерес не только у профессиональных исследователей, но и у политиков, так сказать с обеих сторон - и апологетов советского режима, и его противников. Уже послышались разговоры, что, возможно, не стоило выкладывать такой массив документов в открытый доступ - это-де усилит поляризацию общества.

- Стоило. Поляризацию общества усиливают политические пропагандистские мифы. Им можно противопоставить факты. Прежде чем спорить об истории, ее необходимо знать. Инициируя проект интернет-портала "Документы советской эпохи", мы исходили как раз из того, что нужно представить обществу максимально широкий спектр документов, позволяющих реконструировать в полном объеме, а не односторонне, как это чаще всего у нас бывает, различные сюжеты российской истории ХХ века. Эту идею поддержало Федеральное архивное агентство, оно же разработало и запустило сайт, на котором в настоящее время размещены исключительно документы нашего архива - полностью оцифрованный нами личный фонд Сталина и частично - Фонд Политбюро (за 1919-1932 гг.). Документы, а их выложено около 300 тыс. листов, дают возможность понять мотивы принятия тех или иных государственных решений, механизмы и цену их реализации, наконец, систему взаимоотношений Сталина с другими руководителями государства. Общая картина оставляет мало шансов ностальгирующим по сталинскому периоду истории сохранить нетронутыми свои идеализированные представления о том периоде жизни государства и общества. Я думаю, что политизированный ажиотаж быстро спадет, и этим сайтом будут пользоваться те, кому он и адресован, - и исследователи, и все, кто хочет разобраться в нашем непростом прошлом. На сайте планируется разместить документы 10 федеральных архивов, хранящих документы советского периода истории.

- Еще один проект, инициированный РГАСПИ, - оцифровка трофейных документов, попавших в наши различные архивы после войны. Презентация этого российско-германского проекта в Москве проходила почти одновременно с открытием в Эрмитаже выставки "Бронзовый век", которую посетили Владимир Путин и Ангела Меркель. На ней были представлены вещи из трех российских музеев и двух немецких. Часть экспонатов, представленных на ней, попала в нашу страну из Германии после 1945 года. Так что архивисты и музейщики обеих стран, так сказать, вошли в резонанс.

- Я думаю, что это хороший способ: делать выставки, показывая публике вещи, много десятилетий пролежавшие в запасниках, и изучая их совместно. Это снимает политическое напряжение. То же можно сказать об архивах - документы полезно изучать вместе. Так и поступило Федеральное архивное агентство, приступившее по инициативе председателя Российского исторического общества Сергея Нарышкина к оцифровке немецких трофейных документальных коллекций. На международной конференции "Великая Отечественная война: уроки истории, общая память и братство народов" мы представили пилотный проект, реализованный нашим архивом. Вообще же в нем участвуют Федеральное архивное агентство, Германский исторический институт в Москве и Центральный архив Министерства обороны России. Речь идет о трофейных немецких документах, вывезенных в СССР по окончании Второй мировой войны, возвращать которые не предполагается. Сейчас оцифрован трофейный фонд документов политического сыска в Веймарской республике и Третьем рейхе. В этом году стартует следующий этап - оцифровка трофейных документов из Центрального архива минобороны. На презентации было заявлено, что в 2015 году, к 70-летнему юбилею Победы, президент России и канцлер Германии официально откроют большой тематический сайт, на котором будут выложены все эти документы.

- Эти проекты, бесспорно, внушают оптимизм. Но едва ли их можно назвать типичными. Ни для кого из профессиональных исследователей не секрет, что доступ в архивы, содержащие документы по ХХ веку, становится все более затруднительным. Причем без объявления причин и принятия каких-либо регламентирующих документов.

Руководитель архивного учреждения гипотетически рассуждает так: если документ дать, неизвестно, какие шишки посыплются на голову после его публикации. Если не дать - максимум, что грозит - пара нелицеприятных слов от исследователя. Выбор очевиден. Причем бывает, что решения такого рода принимаются даже не на уровне руководства, а на уровне хранителей фондов. Работает старинный и неизбывный, еще Чеховым описанный синдром "как бы чего не вышло". Но давайте все-таки не драматизировать ситуацию в сфере доступа. Я как директор архива за три года своего директорства не получал от руководителей ведомства и уж тем более от политических руководителей прямых указаний "не давать".

- А косвенные получали?

- Спешу Вас разочаровать, и косвенных не было тоже. Дело в другом - в общей атмосфере неопределенности, превалирующей в обществе. Есть воспитанные прошедшим временем люди, которые ловят в современном общественно-политическом пространстве именно запретительные дуновения, и на всякий случай подстраиваются под них. При неопределенном отношении государственной элиты к прошлому государства, эти шарахания неизбежны. Честный историк в условиях политической нестабильности или незрелости элит находится в группе риска.

- А нечестный историк - не историк, а идеолог-пропагандист. Недавно перечитывала дневники первого историка ВКП(б) Сергея Пионтковского. Вот он так и пишет: "Никак не могу приспособиться". Потом вроде бы и приспособился, несмотря на угрызения совести, но его все равно расстреляли.

- Ну разумеется. Это наивность и незнание истории - полагать, что конформизм спасителен. На самом деле он лишь усугубляет ситуацию - это я не только про историю говорю. Лучше иметь свою точку зрения, нежели озираться и прислушиваться, колебаться - как говаривали в советские времена - вместе с генеральной линией.

- Пионтковский, кстати, в начале 30-х входил в группу, которой было поручено создать концепцию первого единого школьного учебника истории нашей страны... Тот учебник должен был проложить дорогу "единому учебнику" для взрослых - "Краткому курсу". Нам в ХХI веке нужен единый учебник истории для школ?

- Для школ - да, нужен. Поскольку в стране должно быть сформировано не только единое геополитическое пространство, но и единое культурное, научное, интеллектуальное пространство. Именно эти пространства созидают национальную идентичность, а значит, вместе с ней и страну. А сейчас учебники, используемые в разных регионах России, зачастую так интерпретируют историю, что можно подумать, будто речь идет о разных государствах. Но я категорически против единого учебника для вузов и тем более - формирования "единственно правильной" концепции восприятия прошлого обществом в целом. Хотя бы просто потому, что сегодня это невозможно, как бы этого кому-то ни хотелось.

- Концепция учебника опубликована. Каковы ваши впечатления, скажем, от раздела "ХХ век"?

- Авторы стандарта кладут в его основу новаторские подходы, в числе которых необходимость синхронизации с мировым историческим процессом, культурно-антропологический взгляд на историю, важность этнокультурного компонента, акцент на идее гражданственности как важнейшей составляющей патриотической основы исторического изложения. Среди этих "методологических принципов" содержится "признание ошибок и просчетов", свойственных отечественному историческому процессу, наряду с "огромными достижениями и успехами", неоднократно ставится вопрос о цене этих достижений. Очень важна, на мой взгляд, зафиксированная авторами стандарта позиция, что "революции и гражданские войны являются не результатом внешних или внутренних заговоров, но следствием объективно существующих противоречий внутри страны", поскольку сегодня слишком много желающих объяснить практически всю историю нашей страны в ХХ веке исключительно с конспирологических позиций.

В то же время, как любой рабочий документ, стандарт несвободен от противоречий, не всегда его содержание соответствует заявленным общим подходам, есть не очень точные формулировки. К таковым, в частности, можно отнести формулу "история религий, в первую очередь православия, должна излагаться системно и пронизывать все содержание учебника". Как показывает ознакомление с самим стандартом, слава богу, этого и не предполагается. Но надо сказать, что с поставленной задачей - дать в учебно-методическом комплексе представление об истории религий как части истории общества и государства, авторы концепции справились не вполне удачно. Не попали в поле зрения авторов стандарта ни восстановление патриаршества в России в 1917 г., ни деятельность патриарха Тихона, ни гонения на церковь в целом, ни изъятие церковных ценностей в частности, ни восстановление патриаршества Сталиным. Вместо всего этого есть позиция о туманной "секуляризации" жизни общества в 1920-е гг. и об изменении государственной политики в отношении церкви в годы Великой Отечественной войны. Вряд ли этого достаточно. Впрочем, представителям иных конфессий места на страницах стандарта и вовсе не нашлось. К сожалению, и истории народов России также практически не нашлось места на страницах стандарта и тоже в противоречии с общим правильным заявленным подходом. В отношении ХХ века нельзя не отметить и умолчания о так называемых "национальных операциях" и депортациях народов в годы Великой Отечественной войны, к которым народы России, прошедшие через них, чувствительны чрезвычайно.

Вызывает вопросы и неполнота представления культуры. Например, "социалистический реализм" на страницах стандарта присутствует, а вот "советского авангарда" - безусловного отечественного вклада в копилку мирового культурного наследия - там нет. Да и состав персоналий деятелей культуры ХХ века оставляет много вопросов. Только один пример: из российских писателей периода перестройки назван почему-то только Валентин Распутин. Состав персоналий, в общем, не всегда вполне удачен. Как, например, для периода Гражданской войны воспроизводится стандартный набор персоналий советских учебников, перечислены все знакомые старшему поколению имена: Тухачевский, Блюхер, Фрунзе, Буденный, Ворошилов, Чапаев, Котовский, по-моему только Щорса позабыли. При этом командующие фронтами со стороны "красных" названы не все. Как и командующие "белыми" армиями - например, позабыли Юденича, а легендарных героев "белых", таких как генерал Каппель, и вовсе нет.

У многих вызовет вопросы недостаточно систематическое представление репрессивной политики советской власти. Не очень правильно вырывать из контекста т.н. "Шахтинское дело" или, точнее, вписывать его "через запятую" в один ряд с социальной политикой большевиков, борьбой с беспризорностью, социальными лифтами 1920-х - 30-х и разгулом преступности. А ведь в одном ряду с "Шахтинским делом" стоит и создание ГУЛАГа в эти же годы, а еще и "Академическое дело"...

Самой вопиющей в ряду этих неточностей представляется, конечно, неуклюжая формула о периоде "массовых репрессий, ставивших целью ликвидацию потенциальной "пятой колонны" в условиях нараставшей военной опасности". К удачным нельзя отнести и формулу, утверждающую, что после Второй мировой войны "под влиянием СССР возникла социалистическая система". Система эта, как все мы понимаем, была навязана Советским Союзом тем восточноевропейским странам, на территории которых после завершения Второй мировой войны остались советские войска. Все перечисленное может и должно быть исправлено, поскольку противоречит заявляемым принципам и подходам.

- Сейчас в моду входит термин "модернизация сознания" - применительно к формированию в обществе отношения к событиям 1917 года и последующих катаклизмов. Он, как мне представляется, пугающе технократичен и, что еще более опасно, подразумевает манипуляции массовым сознанием.

- Соглашусь с Вами: "модернизация сознания" - довольно опасный термин. Прежде чем вводить его в широкий общественный оборот, надо подумать и договориться о содержании этого понятия. И уж тем более опасно обещать закончить эту "модернизацию" к какой-то дате. Понятно, что выработать отношение к советскому прошлому необходимо, иначе - тупик. Работа над популяризацией подлинного исторического знания должна быть. Конечно, к 2017 году - 100-летию Октября - такую проблему не решить... Слишком сложна проблема. Наше общественное сознание сегодняшнее архаично. И инфантильно.

- А сознание элит?

- В последние несколько лет я наблюдаю усложнение ментального поля наших элит. Это меня радует: если раньше практически абсолютное большинство нашего политического истеблишмента всерьез говорило о том, что Сталин - эффективный менеджер и создатель сильного государства, то сегодня эта интерпретация уже не так популярна. Мне кажется, мы понемногу приходим к пониманию, что при оценке успешности того или иного социального проекта главным все-таки является допустимый уровень человеческих потерь (прямых и косвенных). Это в равной мере касается военных операций, индустриализации, коллективизации, политических реформ.

- Согласна, но эту "допустимость" в тоталитарном и демократическом государствах интерпретируют по-разному.

- Маркс говорил, что главной производительной силой любого общества является человек. С прагматической точки зрения достижение задач строительства сильного государства возможно только через строительство человека и сбережение нации. Большевики довели эту логику до отрицательного абсолюта: они эту производительную силу использовали до полного ее износа. И построили государство, где эта сила была за колючей проволокой лагерей, в лучшем случае - за железным занавесом. Последствия этого сказались и на менталитете поколений... Об этом можно и нужно говорить на разных уровнях - от школы до Государственной Думы. Архивы и музеи здесь играют здесь важнейшую роль.

- Почему Вы называли новую экспозицию по ХХ веку в петербургском Музее политической истории России "нервом времени"? Что еще является в общественно-политическом дискурсе "нервом времени"?

- Все, о чем мы с Вами сегодня говорим, - нерв времени... Я дважды был на этой экспозиции - ничего подобного по силе эмоционального воздействия я не видел. Она вся состоит из болевых точек - рефлексий сегодняшнего дня. Выставка энциклопедична с точки зрения научного подхода, полна интереснейших экспонатов: от агитационного фарфора до архивных следственных дел. Ее устроителей кто-то может упрекнуть в том, что в ней мало показано достижений советского периода, но она в известной мере отвечает на крайности другого - чрезмерно оптимистического подхода к нашей истории. Появление этой выставки сегодня находится в определенном социально-политическом контексте - причем не очень благоприятном.

- Что Вы имеете в виду?

- Исчезновение из национальной памяти трагических страниц прошлого. Это парадокс, но память, скажем, о ГУЛАГе, исчезает. Сталинизм опять становится неким набором мертвых клише. Даже на Соловках не осталось многочисленных некогда граффитти заключенных, все зачищено. Уничтожается таким образом не только память, но и собственный же исторический опыт, что важно с прагматической точки зрения. Исключая из анализа исторического прошлого трагические страницы, сосредотачиваясь исключительно на положительном опыте (который, конечно, имел место - глупо это отрицать - и требует изучения), общество дезориентирует себя.

Государство должно "охватить" весь дискурс об историческом прошлом - и позитивный, и негативный. В противном случае исторический дискурс будет раскалывать общество: позитивный дискурс нам - государству, негативный - вам, обществу. Это к нашей теме о социальных рефлексиях. Над сознанием, вернее, над осознанием надо работать.

- А как работать, если повсеместно стоят памятники Ленину, а кое-где устанавливаются памятники Сталину? В Петербурге несколько лет назад повесили мемориальную доску в память о первом секретаре Ленинградского обкома Григории Романове, с которым ассоциируется самый глухой застой, есть аналогичные сюжеты и в других городах.

- Советскую историю невозможно вычленить из общеисторического контекста - в том числе и в топонимике. Но чудовищно, когда она подменяет собой всю тысячелетнюю историю России. Памятники вождям - отдельная тема. Убрать их просто. Но будет ли эффект? Пусть этот процесс завершает, а не предваряет тот процесс изменения общественного сознания, о котором мы с Вами заговорили. Для достижения этой задачи вовсе недостаточно снести памятники или закрыть мавзолей. А вот что касается "новоделов", которых Вы упомянули, - тут совсем иной разговор. Они не должны появляться, за исключением бесспорных случаев. Нужен какой-то мораторий, что ли... Политического же решения не принимается. И, кстати, наверное, правильно. Общество должно разбираться с такого рода вещами и без вмешательства государства на той или иной стороне. Но сколько-нибудь серьезного общественного возмущения ведь не было. Политика в данном случае находится в согласии с общественными настроениями. Вот и происходит, так сказать, реванш по умолчанию.

Это отражает равнодушное отношение общества к историческому прошлому. И фрагментацию общественного сознания тоже. Оно символьное, дробится на атомы - отношения к Гагарину, Сталину, Хрущеву, Брежневу, к ГУЛАГу, кукурузе и войне. Все это можно сравнить с попыткой ребенка собрать осколки нечаянно разбитого зеркала. Острые осколки в кровь режут пальцы. И к ним не прикасаются... Девять десятых жителей нашей страны - физически рождены в результате социальных катаклизмов ХХ века, перевернувших и перемешавших всю страну. Потому мы на подсознательном уровне отвергаем рефлексию об историческом прошлом - она в известном смысле самоубийственна.

- Я не думаю - она сродни медицинской прививке. Болезненна, но необходима.

- Хорошо, уточню: она кажется многим саморазрушительной, воспринимается как самоотречение. Прививок ведь дети боятся - больно... Историки, вы правы, здесь выступают в роли врачей. С той же ответственностью за ошибку.

Визитная карточка

Директор Российского государственного архива социально-политической истории, ставшего с его приходом одним из самых открытых архивных учреждений, кандидат исторических наук, лауреат Государственной премии Андрей Сорокин известен в научной среде как "организатор и вдохновитель" ежегодных международных научных конференций по истории сталинизма, традиционно собирающих цвет научной элиты. Еще одно его амплуа - основатель и главный редактор первого и пока единственного в нашей стране издательства - "Российская политическая энциклопедия"(РОССПЭН), последовательно и концептуально публикующего разнообразные исследования о самых острых проблемах ХХ века. Среди них - знаменитый документальный семитомник "История сталинского ГУЛАГа", монографии "Репрессированная интеллигенция.1917-1934 гг.", "Настроения и политические эмоции в Советской России. 1917-1932 гг.", "ГУЛАГ. Экономика принудительного труда", "Советская юстиция при Сталине" и многие другие. Он же ведет рубрику "Документ" в историческом журнале "Дилетант", извлекая из фондов РГАСПИ интереснейшие материалы и сопровождая их увлекательным комментарием. Невзирая на колебания "генеральной линии", Сорокин со спокойным упорством следует своей линии - максимальной открытости исторического знания и его доступности.

Попасть на портал "Документы советской эпохи" можно по адресу: http://sovdoc.rusarchives.ru

История