Обложка книги Йозефа Геббельса.
Книгу эту предваряет сочувственная аннотация: "Прежде всего, этот роман представляет собой юношескую, во многом наивную, но, в то же время, и дерзостную ориентацию на предшествующие поколения литераторов: романтиков, реалистов, символистов, экспрессионистов. Юношеская незрелость обусловливает восторги, откровенность, непосредственность мышления и чувств автора, его постоянно оттачивающуюся афористичность... Роман проникнут осязаемым влиянием Гете, Ницше, Достоевского, Евангелия. Некоторые спорные моменты, имеющиеся в романе, сегодня представляются безусловным анахронизмом, но следует помнить, что в эпоху, когда роман был создан, они имели не маргинальное, а широкое хождение во всех слоях общества, потому мы не в праве упрекать автора за те или иные взгляды, которые даже не могли являться его личными".
Первое чувство: шок, оторопь, возмущение! Как?! У нас?! В стране, победившей фашизм?! В стране, где живы ветераны Отечественной войны 1941-45 гг., где живут дети, внуки и правнуки тех, кто с этой войны не вернулись, где до сих пор поисковые отряды находят кости "неизвестных солдат" и хоронят их в братских могилах?!
Но, как говорил герой-следователь в исполнении замечательного Георгия Буркова из одного забытого советского фильма: "Не будем нервничать и давайте спокойно разберемся..."
Если кто-то думает, что выход романа доктора Геббельса это признак именно нашего невежества, нашей бескультурности, то он глубоко заблуждается. Предвидя реакцию на книгу, издательство "Алгоритм" прибегло к своего рода "отмазке", напечатав в аннотации такие слова: "Роман "Михаэль" в 1987 году был издан в переводе на английский язык в Нью-Йорке издательством Amok Press".
"Отмазка" - не самая удачная. Как бы ни относится к издательству "Алгоритм" - а оно вызывало массу нареканий и несколько раз не было допущено на международную книжную ярмарку non\fiction за пропаганду национализма - это издательство отнюдь не мелкое, не "маргинальное", но, напротив, агрессивно-коммерческое, сумевшее занять свою нишу в весьма сложной структуре российского книжного рынка. Состав его книг очень пестрый: здесь и русская религиозная философия, и труды филолога и историка Вадима Кожинова, Игоря Шафаревича, и панегирики "мудрому государственнику" Иосифу Сталину, и историческая публицистика Михаила Задорнова, и мемуары Валерия Золотухина, и многое другое...
Книги "Алгоритма" стройными рядами стоят в крупных книжных магазинах и, что гораздо более важно, в магазинах маленьких, при супермаркетах, и даже в газетных киосках, где залежалый товар не держат. Это и понятно: интерес к вышеозначенному литературному спектру в нашей стране был и остается высоким.
Издательство "Amok Press" как раз исключительно "маргинальное". Его соучредителем выступил скандально знаменитый американский публицист Адам Парфрей, составитель "культового" в радикальных художественных кругах издания "Культура Апокалипсиса", которое было запрещено в нескольких странах, в том числе и в России (с этим было, в частности, связано крушение екатеринбургского издательства "Ультра. Культура"). Книга "Культура Апокалипсиса" представляет из себя собрание статей и интервью, посвященных оккультизму, сатанизму, садомазохизму и другим паранормальным областям человеческой жизни. Слово "Amok" (малайское meng-âmok, впасть в слепую ярость, убивать) - означает психическое состояние, свойственное жителям Малайзии и Филиппин, характеризующееся резким двигательным возбуждением и агрессивными действиями, беспричинным нападением на людей, и т. п.
В этой компании (имею в виду не Парфрея, а персонажей его книги) доктору Геббельсу, несомненно, самое место.
Но уж никак не в серии "Проза великих". Ранний опус Геббельса - это классический пример того, как из неудавшегося писателя рождается идеолог террора и человеконенавистничества. Вообще, существует некий закон: поскреби всякого теоретика такого сорта и непременно доскребешься либо до сентиментальных стишков юности, либо до "актуальной" прозы, написанной в духе времени, но не более того. Амбиций - океан, а творческих ресурсов не хватает. Не Гете, не Толстой. Выход здесь один - "пасти народы".
Но не будем торопиться. Сама по себе фигура Геббельса - отнюдь не запретная тема для свободного мира. В частности, его дневники 30-х и 40-х годов в свое время издавались в США, Англии, Италии и даже во Франции, проигравшей, в отличие от нас, войну с Германией. И это понятно - историческая память не только воспоминание о славных победах, но и горечь поражения, и попытка разобраться в тех, кто творил кровавую историю ХХ века. Хотя бы для того, чтобы вычислять подобные фигуры на ранней стадии их зарождения. Для серьезного историка и филолога тот факт, что Геббельс в молодости увлекался немецким символизмом и неоромантизмом, на самом деле очень о многом говорит. Этим же и в те же самые годы увлекался и великий немецкий писатель Томас Манн. Так что культурный "бэкграунд" у них с Геббельсом вроде бы один - Ницше, Достоевский, своеобразно трактуемое Евангелие. Но какие разные результаты! В страшном сне нельзя себе представить, чтобы Томас Манн идеологически обосновал уничтожение миллионов людей, а закончил свой путь убийством своих детей и собственным самоубийством.
И в этом, хотим мы того или нет, нам придется разбираться. Потому что история - вещь не линейная. Она, по гениальному определению Александра Твардовского, развивается не этапами, а волнами. И очень трудно предсказать, какая волна из прошлого и когда нас настигнет. Жить с "широко закрытыми глазами", может быть, и комфортно, но небезопасно. Как, впрочем, и смешивать исторические источники с актуальной, а уж тем более великой прозой.