В вашей постановке "Пиковой дамы" больше Чайковского, Пушкина или современности?
Александр Титель: Всех вместе: в этом плане ничего не разделяю. Есть музыкальная драматургия, которая рождает характеры. Есть характеры, поставленные в определенные предлагаемые обстоятельства. Есть сегодняшнее время, которое может слегка видоизменить эти предлагаемые обстоятельства, сохранив их суть, но сделав более понятными современному зрителю. Хотя, собственно говоря: любовь и игра - что может быть тут непонятного. Особенно теперь, когда мы знаем, что такое казино и прочие заведения подобного толка.
То есть для современного зрителя вам все же пришлось переинтонировать сюжет?
Александр Титель: Для меня "Пиковая дама" - это фантастическая трагедия. Фото:Васенин Виктор
Александр Титель: Переинтонировать пение и способ существования актеров, но не сюжет. "Пиковая дама" не будет про КГБ. И Лиза с Германом не будут переписываться смс-ками. Но мы живем в XXI веке и это должно быть слышно. И это должно быть видно.
Для вас это сочинение лирическая трагедия или бытовая повесть?
Александр Титель: Скорее фантастическая трагедия. В ней присутствуют элементы фантасмагоричности и мистицизма, явления того порядка, о которых Гамлет в переводе Пастернака, говорит: "Есть многое, мой друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам".
Вы впервые ставите "Пиковую даму". Но вас ведь что-то связывает с московской "Пиковой дамой" из театра Станиславского и Немировича-Данченко?
Александр Титель: Это постановка моего учителя - Льва Дмитриевича Михайлова. Он ставил "Пиковую даму", когда я поступал к нему на курс. Спектакль был подвергнут жестокой и несправедливой критике в "Правде". За это уже не расстреливали и не сажали, но ошельмовать или лишить работы могли запросто. В том числе и по этой причине, первое, что я сделал, придя в театр Станиславского и Немировича-Данченко - восстановил "Пиковую даму" Михайлова.
Она его очень волновала, и он старался быть максимально откровенным с нами, своими студентами - режиссерами: проговаривал мысли, которые его одолевали, пытался в нас вызвать какой-то отклик, отзвук, спор.
Сыграло роль и то, что на поступлении в ГИТИС я был единственным человеком, который пел оперу - романс Полины из "Пиковой дамы". Льва Дмитриевича это очень сильно заинтересовало и задело. Помню, что мы с ним даже спорили на экзамене.
Наконец, в книге, которую сложила после смерти Льва Дмитриевича его жена Алла Александровна Михайлова, есть пара моих главок, одна из которых связана с "Пиковой дамой".
Между вашей постановкой и его есть нечто общее?
Александр Титель: По-прежнему мне близок посыл, с которого начинается знаменитая статья Асафьева: "Есть странный русский город..." Этот город все так же производит мистическое впечатление, хотя люди в нем ходят иначе одетые и появились автомобили и антенны. По-прежнему мне вспоминаются слова Достоевского, что пройдет туман и этот город исчезнет как морок.
Посыл Асафьева находит отражение и в версии спектакля?
Александр Титель: Из-за него мне захотелось растянуть время оперы. Не поместить его строго в атмосферу 1833 года, когда была написана повесть Пушкина, или в 90-е годы - во времена Чайковского. А захватить и Золотой век, и Серебряный, и Достоевского с Блоком - то есть уже век XX, и даже воспоминания об авантюрном и таинственном веке XVIII. То есть дать три века Санкт-Петербурга, но сделать это не в лоб, ненавязчиво.
Чайковский в письме к брату отмечал, что физически ощущал оперу, вплоть до появления призрака графини в доме. Вам приходилось переживать подобное?
Александр Титель: У меня не было призраков, но были кое-какие символические совпадения. Например, когда я уже согласился ставить "Пиковую даму", то поехал в Питер, и, бродя холодным январским утром по набережной Невы, наткнулся на маленькую баржу с надписью "Одесса". Представляете, идет ремонт Дворцового моста и среди нескольких баржей приютилась под снегом маленькая такая Одесса на Неве: я сфотографировал ее и предложил вставить в буклет спектакля.