Из всех отечественных опытов в жанре мюзикла это сочинение Максима Дунаевского стало самым востребованным: только на премию "Музыкальное сердце театра" 2012 года были выдвинуты версии сразу трех крупных театров - Свердловской музкомедии, Пермского "Театра-театра" и Новосибирского "Глобуса", а всего, по словам композитора, его уже играют на 18 сценах страны. Причины успеха - любимые с детства герои, вольный ветер дефицитной ныне романтики, надувающий паруса любовно-авантюрного сюжета, и музыка, из которой многие номера стали шлягерами.
Отличие нового московского спектакля от всех предыдущих - в его размахе и амбициях. Сценическая конструкция, предложенная художником Глебом Фильштинским, грандиозна и подходит скорее для стационарного мюзикла. Это комбинация корабельных палуб-крыльев, которые при каждом взмахе открывают все новые возможности развивать действие на многих уровнях, от трюма до мачт. При этом мачты смахивают на трубы, корабль - на портовый городок, люди - сразу на всех персонажей романтической фантастики, от Ихтиандров и Аэлит до космических гопников, но полеты во сне и наяву совершаются в лифте. Режиссер Дмитрий Белов и хореограф Елена Богданович используют это пространство очень изобретательно и лихо, легким штрихом намечая бездну мимолетных образов и ассоциаций. Музыка Максима Дунаевского звучит по-новому: под пером аранжировщика Евгения Загота она приблизилась к современным молодежным ритмам. Да и выбранный режиссером модный стиль стимпанка входит в прихотливые взаимоотношения с романтическими "гриновскими" традициями, странным образом вбирая их в себя, но уподобляя все действо лукавой механической сюите в духе фильмов Карела Земана или оперетт на темы Жюля Верна - дальних предтеч постмодернизма. В результате каждое перемещение на сцене, каждый актерский жест, не теряя своего человеческого наполнения, вкупе кажутся работой гигантского механизма с его шкивами, шестеренками и передаточными лентами. Сцена заполнена матросами в штанах от спецназа, но в шлемах Ихтиандров, испускающих лазерные лучи. На лбах - очки-бинокли, на запястьях - садомазо-браслеты, на ланитах индейские тату. Покорный рутине народ похож на серых мышей со швабрами, капитан Грэй - на Сергея Столярова, летящего в стратосферу на арене фильма "Цирк" (буйно фантазийные костюмы от Ольги Шагалиной). Хореография близка акробатике, труппа включает даже асов паркура.
Все ошеломляет, интригует, все способно привести в восторг. Но, по-моему, и основательно запутывает зрителя, даже хорошо знакомого с Грином. В мощных валах сценического движения тонет и без того робкая сюжетная линия, смысл некоторых эпизодов считывается не без труда и приблизительно. По контрасту с гипердинамичным окружением, Ассоль и Грэй статуарны, выделены из толпы ослепительными костюмами и поют прямо на публику, ничем не выдавая интерес друг к другу, - любовь из романтически возвышенной стала надземной, если не плакатной и обозначена не столько актерскими средствами, сколько цветомузыкой. Дмитрий Белов - режиссер очень талантливый, подаривший нам уже много неожиданных и точных театральных решений, но мне показалось, что на этот раз он увлекся техническими решениями: форма все-таки заглушает смысл и простодушное обаяние придуманной Грином истории. Его недавняя постановка "Обыкновенного чуда" в Свердловской музкомедии уже балансирует на опасной грани: костюмы и грим тянут на себя одеяло слишком демонстративно. Но почти диснеевский мир плюшевых персонажей, возникший на екатеринбургской сцене, открыл сказку с новой стороны, и при некоторых потерях "перехлест" в целом оказался плодотворным. Московский спектакль продолжил тенденцию, перейдя эту грань, и, на мой взгляд, в нем приобретения уже не компенсируют потери.
Возможно, ощущение некоей стены, отделяющей зал от сцены, создается звуком. Это беда почти всех отечественных мюзиклов: то, что на Бродвее создается ультрасовершенной аппаратурой и ультрапрофессиональными звукорежиссерами, у нас пытаются взять "малой кровью". Оркестра нет, поют под "минусовку", что всегда лишает шоу живого дыхания, а в сочетании со стимпанком совсем топит романтику в механике. Исчезают нюансы, так важные в любовном сюжете, никто не замрет, слушая дыхание друг друга, - только фортиссимо, напор и натиск, неостановимое движение. Исчезает звуковое пространство: звук плоский, голоса из динамиков с трудом идентифицируются с персонажами - снова блуждаешь глазами по сцене в поисках актера, раскрывающего в этот момент рот. Отсюда и неизбежная отстраненность восприятия: наблюдаешь, радуешься режиссерской находке, аплодируешь акробатическому трюку, но не сопереживаешь и не проживаешь вместе с героями их драму. Впрочем, недуг уже породил устойчивую театральную эстетику, и молодые зрители воспринимают такой способ наблюдения спектаклей как должное.
Судя по всему, начав путь в Московском театре мюзикла, "Алые паруса" будут курсировать от площадки к площадке, кочевать по залам столицы и, вероятно, страны. Будут разные акустические условия и, возможно, где-то мюзикл зазвучит в полную силу и пробьет "четвертую стену", возведенную техническими несовершенствами. Но пока я ничего не могу сказать об его актерах: для того, чтобы проявились характеры, а музыка зазвучала с человеческой страстью, не было условий. Впрочем, паркур, акробатика и трюки - на непривычно высоком для сценических искусств уровне, музыка хороша, и, как одно из самых эффектных зрелищ на московской сцене, спектакль будет набирать качество и пользоваться успехом.