"Закончил книгу, оплатил счета, подготовил костюм. Оставил записку коронёрам, на испанском, чтоб не было лишних вопросов к тем, кто будет с ними говорить... Написал одно письмо в ФБ, чтоб не мучить близких вопросом "почему?". Попрощался с музой благодарным письмом, чтоб не осталось незаконченных разговоров. Застрелился в ванне, чтоб не доставить лишних хлопот и тем, кто будет потом приводить в порядок дом", - написала днем 18 октября в "Фейсбуке" подруга поэта из Эквадора.
"Мне пора. Последняя книга дописана, верстка передана в добрые руки. Алина, Гиви, Вадим, дорогие мои, спасибо. И спасибо всем, кого я люблю и любил, - это было самое прекрасное в жизни. Просить прощения не стану; всегда считал: быть или не быть - личный выбор каждого. Чтобы не оставлять места для домыслов, коротко объясню. В последнее время два инфаркта и инсульт на фоне диабета подарили мне массу неприятных ощущений. Из-за частичного паралича ходить, думать и работать становится труднее с каждым днем. Грядущее растительное существование - оно как-то совсем уж не по мне. Так что, действительно, пора..."
Но почему об этом приходится напоминать? Да потому что новость о смерти поэта в Эквадоре не относится к разряду "долгоиграющих". Я подозреваю, что и довольно быстрое распространение этой новости было вызвано двумя обстоятельствами: во-первых, самоубийство, а не обычная смерть, а во-вторых, смерть в экзотическом Эквадоре, а не в рязанской провинции.
О Ширяеве широкая публика не знала НИЧЕГО. И я не знал. Но теперь, найдя его стихи в его блоге, могу свидетельствовать: Ширяев в самом деле был замечательным поэтом... "Так и будет. Вымокнет сирень, / смолкнут скрипки, выгорят обои, / и поманит пением сирен / этот мир, покончивший с тобою. // И не хватит воска. А дожди / не способны вылечить от жажды. / Я когда-то вспомню - подожди / - это тело, данное однажды".
"Облако причаливает к горе. / К облаку причаливает самолет. / Так ли уж важно в этой простой игре, / кто и кого насколько переживет? // Братское небо, влажная простыня. / Звезды ложатся в пашню плечом к плечу. / Семя двудольное, космополита, меня, / пусть закопают в космос. Я так хочу".
Это - поэзия. Вне сомнения. Или, по крайней мере, очень хорошие стихи, потому что слово "поэзия", с одной стороны, слишком широкое по смыслу, а с другой - слишком ответственное в масштабах времени. Хорошо уже то (если допустить, что в самоубийстве может быть что-то хорошее!), что последняя книга Андрея Ширяева теперь точно будет издана и вызовет повышенный интерес. Хотя и за это отвечать не берусь... Кто знает?
Мы живем в ужасном мире. Мы, частности, живем в мире, где поэту, чтобы громко заявить о себе, нужно совершить самоубийство. Так же было в свое время с Борисом Рыжим из Екатеринбурга. Так же было с поэтом Ильей Тюриным, который в 1999-м году при загадочных обстоятельствах утонул в Москва-реке. И вот уже весной 2000 года в "Художественной литературе" вышла книга его стихов, песен, статей и эссе, которую поэт и критик Марина Кудимова называла "главным событием миллениума". Самоубийство или трагическая смерть стали чуть не единственным аргументом поэта, чтобы доказать миру, что он - настоящий поэт...
И, конечно, немедленно вспоминаются Есенин и Маяковский. Хотя самоубийство первого - под сомнением. Даже в словаре "Русские писатели" вы прочитаете, что обстоятельства смерти Есенина до конца не выяснены.
Давайте все же опамятуемся и поймем очевидную вещь. Самоубийство - не доблесть, а глубокое и очень одинокое несчастье. Мы, русские, не самураи, у нас нет кодекса чести в вопросе лишения себя жизни. Это просто несчастье и горе для родных и близких. Простое, но тяжелое горе. Самоубийство НИЧЕГО не проявляет особенно "поэтического" в стихах поэта, хорошего или плохого. В самом лучшем случае (если можно считать это лучшим случаем!) оно годится поэту в зачет как честный ответ на некоторые стихи, строки, вроде "точки пули в конце пути" Маяковского.
Давайте признаем: в самоубийстве нет и не может быть поэтической составляющей. Давайте вспомним, что НИ ОДИН из великих русских поэтов XIX века не покончил с собой. Если не считать добровольной гибелью поведение Пушкина и Лермонтова перед дуэлями. Редкое в этом ряду исключение - Афанасий Фет, который пытался покончить с собой, тоже по причине немощного состояния. По некоторым данным (кстати, вполне возможно, и недостоверным), его смерти от сердечного приступа 21 ноября 1892 года предшествовала попытка заколоть себя кинжалом с криком "Черт!". Перед этим он выслал жену из дома - за шампанским...
Но если это и так, то это исключение, подтверждающее правило: не было культа самоубийства у поэтов XIX века. Да и начала ХХ тоже. Некрасов умирал мучительной, но своей смертью. Блок, которого не выпускали за границу на лечение, страдал страшно, но рук на себя не наложил. Культ поэта-самоубийцы рождается в советское время. Но и в эту эпоху самоубийц-поэтов несравненно меньше, чем казненных или замученных.
Мы живем в ужасное время. Если бы Андрей Ширяев не застрелился, а тихо скончался в Эквадоре или продолжал бы жить, о нем не узнала бы публика. Буквально через два дня после смерти появилась статья о нем в "Википедии" - раньше, выходит, был недостоин. Но насколько прочна эта слава?
Гибель поэта - это всегда плохо. Поэт, если он поэт, а Андрей Ширяев был поэтом, вносит в мир хоть малую, но толику гармонии, "рифмуя" этот мир с самим собой, объединяя его образами и созвучиями. С его гибелью, тем более добровольной, не просто рвется нить гармонии, но умножается хаос.