Альберт Нуруллович, в это сложно поверить, но недавно вам исполнилось 65. Отмечали по-актерски, на сцене?
Альберт Асадуллин: День рождения отметил потрясающе! Это был концерт проекта "Признание". Я в нем уже второй год как член организационного и консультативного совета. Проект необычен тем, что это не конкурс и не фестиваль, а те, кто в нем участвуют, не являются артистами. По сути, это люди с улицы, порой до этого ни разу не выходившие на сцену. Встречаются настоящие таланты.
В прошлом году на "Признании" мне очень понравилась тринадцатилетняя школьница Виктория Томаль. Светлый ангел с чистейшим, очень красивым тембром голоса, и сама открытая и позитивная. Правда, она на коляске - серьезные проблемы с ногами. Я ей говорю: "Выбирай песню, мы ее исполним дуэтом. Все равно какую и на любом языке. Главное, чтобы она тебе нравилась, и ее можно было разложить на два голоса".
И вот она мне звонит: "Альберт Нуруллович, я выбрала песню! Она совершенно чудесная. Так и называется - "Разве это не чудо?". "А чья это песня?" - спрашиваю."Так ваша же!" А я не помню напрочь. Я много чего исполнял… Потом вспомнил, да, это совершенно фантастическая песня Марка Минкова к фильму-сказке "Маленький Мук". Более того, это лейтмотивная музыкальная тема фильма.
Там, кстати, очень смешная история получилась. Я приехал в студию записывать только одну "Разве это не чудо?", а в итоге записал ее и еще две. В том числе песню волшебника Сулеймана. Ее должен был петь бас. Хороший такой бас. Из Большого театра. Но как раз в тот день он выходил из дома, поскользнулся, упал и сломал ногу. И вот я стою у микрофона и пишу свою песню, а Марк рядом - волнуется, и лица на нем нет. Беда в том, что это был последний день. В создании спектакля или фильма всегда бывает такой ужасный последний день, когда за пять минут до премьеры колотят, прибивают, выдают актерам штаны, которые малы, но уже ничего не поделать… Это нормально. И здесь такая же последняя точка - вот-вот приедет машина из "Мосфильма" за бобинами с уже сведенными песнями. А их даже спеть некому. Понятное дело, Марк паникует: "Ладно денег не заплатят, но ведь какой позор!" Я предлагаю: "Давай я запишу". Тот отмахивается: "Перестань, Алик, и так тошно, а ты со своими шуточками". Еще бы, я только что выводил нежно и ласково: "Ка-а-аждая буква в сло-о-ове - тебе…", а тут надо хриплым басом: "Я е-дин-ственный на Вос-то-ке…" Но терять-то все равно было нечего. И я спел. Страшным андеграундным голосом. Ну и песню визиря заодно. "Только, - говорю, - мотивчик мне наиграй". Ноты-то я читать не умею. Они для меня как непонятная графика на бумаге, ничего не значат абсолютно.
До сих пор?
Альберт Асадуллин: Да, а что? Таких, как я, немало среди известных музыкантов и композиторов. Один автор весьма серьезных произведений, в том числе и для симфонического оркестра, как-то сказал: "Когда я узнаю, под какой линеечкой находится какая нота, - моя музыка закончится".
Может, это такое самооправдание, чтобы не учиться?
Альберт Асадуллин: Ну не было необходимости, понимаете? Я и без этого всегда быстрее других выучиваю свою партию. Беда многих профессиональных музыкантов в том, что они до самой премьеры поют с пюпитрами. Да и на концертах некоторые тоже. Я это ощутил с самой первой крупной своей работы - рок-оперы "Орфей и Эвридика". Там многие ребята до конца ходили с нотными шпаргалками, подсматривали партии. А мне-то этого не надо. Просто выучил - и все.
То есть никакого музыкального образования вы так и не получили?
Альберт Асадуллин: Даже в музыкальной школе не учился. Я ведь не собирался быть ни музыкантом, ни певцом. Единственное мое желание было - стать художником. Поэтому вначале окончил художественное училище в Казани, потом Академию художеств. Но, получая диплом архитектора, я уже знал, что с музыкой никогда не расстанусь. Что это будет моя самая большая любовь.
На третьем курсе я сказал маме: "Меня приглашают на сцену. Может, мне хватит учиться, и я стану профессиональным певцом?" Она жестко отрезала: "Нет! Ты столько шел к цели стать архитектором. Это высокая, благородная, вечная профессия".
Но все равно уже через полгода после того, как защитил диплом, я оказался на сцене. Даже не успел взяться за ручку двери того учреждения, куда был распределен. Хотя это было бы интересно. Потому что меня распределили не куда-нибудь, а в Государственный институт проектирования театральных и зрелищных сооружений. Классно, правда?
Возникало ли желание отвлечься от музыки и все-таки поработать по специальности? Бывают же периоды не только взлетов, но и падения, отчаяния, когда хочется махнуть рукой на творчество.
Альберт Асадуллин: Никогда. Может, потому что не было жутких периодов отчаяния. Самыми сложными, как и для всей страны, стали 90-е годы. Но опять-таки невероятных трудностей, ломки я не ощутил. Я делал то, что хотел, и это была грандиозная работа. Впервые в татарской театральной культуре родилась рок-опера - "Магди". Рок, фолк, сюита… Через два года после премьеры мне позвонили из казанской академии наук: "Альберт Нуруллович, на основе какого эпоса написана ваша "Магди"? Мы все перелопатили и не можем понять, где вы взяли идею?" "Да нигде не взял, - говорю. - Сам придумал". Они долго не могли поверить… О чем это я?
О моментах отчаяния, которых у вас не бывает.
Альберт Асадуллин: Не бывает, да. Работа над "Магди" меня чрезвычайно увлекала, я долго шел к этому произведению. Слева и справа мне говорили: "Альберт, ты так здорово поешь татарские народные песни. Сделай что-нибудь большое. Концерт, что ли". А я не хотел концерт. Просто песня за песней - скучно.
Я свои концерты и альбомы всегда строю как некий спектакль, действо. Должен быть стержень, на который все нанизывается, так, чтобы было понятно: все не случайно.
Так я записывал диск татарских песен "Жемчужины". В нем и глубокая этника, и классика, и современные песни, и камерные вещи. Там нет пауз между песнями, они наполнены звуками: разговорами, шумом города, шелестом листвы. А первый трек - это вообще не песня, а вокзал. Я взял на казанском радио репортажный магнитофон и с ним под мышкой ходил по вокзалу и записывал все подряд: "На седьмой путь прибывает скорый поезд Санкт-Петербург - Казань", голоса встречающих, крики продавцов чак-чака и пирожков… Мне потом говорили: "Гениально, потрясающе! Откуда ты набрал столько актеров для студийной массовки? Еще и шумы так классно подложил".
Последний мой проект еще в работе, и, возможно, он будет в работе всю мою оставшуюся жизнь. Это такое интереснейшее направление, как народная музыка.
Знаю, это проект "С песней по миру", в котором вы исполняете песни на разных языках. Кстати, на каких?
Альберт Асадуллин: Пока это 12 произведений на девяти языках: русском, татарском, английском, армянском, казахском, вепсском, индийском, турецком и азербайджанском.
А как можно петь на незнакомом языке? Я ведь все равно не поверю, что вы говорите по-вепсски.
Альберт Асадуллин: Конечно, нет. Это способность сродни умению запоминать ноты. Имитация звуков - обычная составная часть актерской профессии.
Почему для меня так важны иноязычные народные песни? В современной музыке происходит эдакое взаимопроникновение. Нынешняя эстрадная песня - она почти одинаковая что в Польше, что в Белоруссии, что в Америке. А рок-музыку вообще не различить. Национальный колорит теряется.
Я не против попсы и любой другой музыки. Все должно быть. В природе и скорпионы нужны, и тараканы. Ползет какая-то гадость, ее кто-то клюет, того еще кто-нибудь съест. Все польза. Но все-таки жаль, что по-настоящему хорошие песни сейчас - большая редкость. Что люди поют для себя? Да те самые "старые песни о главном", рядом с которыми вот уже много лет нечего поставить.
Как вы думаете почему?
Альберт Асадуллин: Есть много хороших голосов, есть и замечательные мелодисты. Но качество поэзии - другое. Сейчас ведь пишут не стихи, а слова. Вот что грустно.
Вы недорассказали историю по песню "Разве это не чудо?".
Альберт Асадуллин: Мы с Викторией записали ее на два голоса. Очень хорошо получилось. И в этом году в день моего рождения вместе спели ее со сцены.
Кстати, в декабре у меня будет бенефис. Я его посвящаю не своему дню рождения и не годам, в которых не живу. Мне исполнилось 65, но живу-то я там - мне на 20 лет меньше. А бенефис я посвящаю своему 40-летию на сцене. И 30-летию песни "Дорога без конца".
Не устали от нее?
Альберт Асадуллин: Я не раз думал, что хватит уже. "Все, - говорил себе, -сегодня выйду и не буду ее петь". Не получается. Ближе к концу концерта зал начинает скандировать: "Дорогу! Дорогу!"
А тогда, 30 лет назад, присутствуя при рождении этой песни, вы сразу поняли, это она станет для вас знаковой?
Альберт Асадуллин: Что пройдут десятки лет, а она будет так же актуальна и востребована? Нет, этого я, конечно, не ожидал. Но я был просто потрясен стихами, которые написала Татьяна Калинина на музыку, прозвучавшую в фильме "Никколо Паганини". Очень часто допускают ошибку, когда говорят: "Исполните, пожалуйста, песню из кинофильма "Никколо Паганини". Нет там песни, там просто мелодия: тадам-пабам-пабам…
И только спустя два года после премьеры фильма у нас с автором музыки Сергеем Баневичем появилась идея написать стихи. Тут же позвонили Тане, и буквально через два дня родился текст. Гениальный! Высоченная философия, духовность! "Кто породнил нашу жизнь с дорогой без конца? Только любовь, только любовь. Кто повенчал в этом мире песню и певца? Только любовь…" Про Никколо Паганини там нет ни слова. Это посвящение просто всем музыкантам, всем художникам.
Лет шесть-семь назад я вышел на сцену, начал в очередной раз исполнять "Дорогу" - и вдруг меня как током прострелило. Я понял: нет, это не о той земной любви, а о более, более, более высокой. О любви Творца к тебе и твоей любви к нему. И тогда эта любовь вечная, потому что душа - вечная.
Я вошел в Ленинград, а Ленинград вошел в меня. Он заполнил некое пространство в душе. Что-то близкое и родное. Я знаю, что никогда во время прежних своих рождений я здесь не жил. Но я здесь родился и как художник, и как музыкант. Для меня очень близка поэтически-романтическая атмосфера этого города. Несмотря на свой внешний холод, он очень теплый и душевный. Мне нередко предлагали: "Альберт, перебирайся в Москву, все делается в столице". Я кивал, приезжал, жил там месяц или два и опять уезжал. Это никакая не верность Петербургу или тем более долг. Абсолютно нет. Я никому ничего не должен в этом мире, кроме Всевышнего и мамы. Мне иногда говорят: "Вот вы приехали в Казань, на родину с концертом. Наверное, вы этим долг отдаете?" Нет, мне это просто приятно и радостно. А долг - это какое-то обременение, несвобода. Я - птица. И ты - птица. Все мы свободны.