Игорь Александрович, вас часто просят о реабилитации?
Игорь Шаболтанов: Только за этот год органы военной прокуратуры рассмотрели 643 подобных обращения. А с момента принятия в 1991 году Закона "О реабилитации жертв политических репрессий" мы вернули доброе имя более 124 тысячам человек. Далеко не по всем делам принимаются положительные решения. Судите сами - в нынешнем году реабилитировали 93 человека, а по 140 отказали. Если обратиться к данным прошлых лет, то в 2011-2012 годах реабилитировано 130 граждан, отказано по 488 обращениям.
Про времена Сталина говорят: суд был скорым, и по "политическим" статьям всех обвиняемых признавали преступниками. Так ли это?
Игорь Шаболтанов: Действительно, под жернова политических репрессий попадали и невиновные граждане, и лица, вина которых не вызывает сомнений. Встречаются случаи, когда суд квалифицировал чьи-то действия как контрреволюционные преступления, несмотря на то, что они явно носили должностной характер.
Например, в марте 1939-го к расстрелу приговорили сотрудника одного из областных управлений НКВД. Фамилию его мы пока не называем. Осудили этого человека за то, что якобы состоял в террористической правотроцкистской организации, вербовал туда новых участников. Обвинение основывалось на показаниях самого осужденного и свидетелей, в том числе тех, кто что-то слышал о его причастности к антисоветской организации. Многие уже в суде отказывались от своих показаний. Так же поступил обвиняемый. Но он отнюдь не был невинным. По его распоряжению только за год без явных на то причин арестовали 24 видных областных партийных деятеля. Их силой заставляли давать показания против себя, друзей и знакомых. Избивали, заставляли подписывать сфальсифицированные документы. Позже всех приговорили к высшей мере как участников так называемой Тульской троцкистско-бухаринской организации, которой на самом деле не существовало.
Вот такой своеобразный карьерист. Это, кстати, хороший пример последствий злостной погони за статистикой - "чтобы не волочиться в хвосте других в НКВД". Потом те, кто искусственно создавал дела о политических преступлениях, так же искусственно в большинстве своем попадали под аналогичную квалификацию.
То есть под расстрел?
Игорь Шаболтанов: Если говорить про этот случай, то по нашей инициативе деяния осужденного с контрреволюционных составов преступлений были переквалифицированы на должностные. Казалось бы, наказание должно было быть мягче. Однако здесь мы имеем дело с особо отягчающими обстоятельствами. Согласно пункту "б" статьи 193-17 Уголовного кодекса РСФСР, такие преступления заслуживали высшей меры наказания.
Расстрел предусматривался для тех, кто в буквальном смысле слова издевался над подследственными. Например, были случаи, когда человека зимой долго держали в карцере при температуре 25 градусов мороза. Или использовали "турецкое кресло" - обвиняемого сажали на ножку перевернутой табуретки. Это были настоящие истязания, которые можно сравнить разве что с пытками инквизиции.
Недавно в Главной военной прокуратуре рассматривали случай, когда по указанию начальника одного из областных управлений НКВД СССР широко применялся такой метод ведения допроса, как "конвейер". Заключался он в том, что подследственные проводили несколько дней стоя. При этом у них не было права ни на отдых, ни на сон, их постоянно избивали и допрашивали. Неудивительно, что после такого воздействия люди давали признательные показания и писали ложные доносы. Одни умирали в тюрьме сразу после допросов, другие сводили счеты с жизнью, а кто-то, покалеченный, ждал приведения в исполнение смертного приговора.
Для надежности в структуре НКВД создавались "команды", где все зависели друг от друга. Одни, например, были давно связаны по службе, других запугивали. Новичков набрали таким образом, чтобы за ними был какой-нибудь "грешок", который использовался для шантажа в случае неповиновения.
В сталинские времена военные прокуроры могли как-то ограничить произвол НКВД?
Игорь Шаболтанов: Наши коллеги и вмешивались, и боролись. Но после того, как военные прокуроры покидали свой пост, их нередко репрессировали. Так, в частности, произошло в 40-е годы с Главным военным прокурором Петром Павловским. Активно боролся с произволом и Главный военный прокурор Сергей Орловский. Скажем, после того как по Средней Азии прокатилась волна массовых арестов, он потребовал освободить из-под стражи более тысячи заключенных и поднять перед Народным комиссариатом снабжения вопрос о поставке в места лишения свободы хлеба, масла и крупы.