17.12.2013 00:56
Общество

Михаил Мягков: Распутин не мог предотвратить вступление России в войну

Почему нет музея, посвященного войне, в которой погибло два миллиона наших соотечественников?
Текст:  Елена Новоселова
Российская газета - Федеральный выпуск: №284 (6260)
Музей Первой мировой войны в Царском Селе будут делать модные на своем поле компании по музейному проектированию Ralph Appelbaum Associates и Star Media.
Читать на сайте RG.RU

Минкультуры России в целом одобрило концепцию экспозиции, но попросило ее доработать. И поручило это Российскому военно-историческому обществу (РВИО). Что не устроило Министерство культуры, почему Первую мировую считают "забытой" войной? Почему сбылись пророчества Григория Распутина? Об этом наш разговор с научным руководителем РВИО Михаилом Мягковым.

Чиновники попросили художников "определить эмоциональные "реперные точки" - наиболее запоминающиеся посетителям музея моменты". И привели примеры: "бронепоезд "Хунхуз", женский батальон смерти. А я бы добавила сюжет об отношениях Николая II и Распутина. Только что вышел на экраны новый фильм, где Депардье в роли старца Григория предупреждает Машкова в роли царя: "Не объявляй мобилизацию - падет трон!"...

Михаил Мягков: Многие события, связанные с Распутиным, мифологизированы. Достоверных документов, что старец именно перед войной эти самые слова говорил Николаю II, нет. Но у царя действительно были серьезные опасения на счет вступления в войну. Есть воспоминания, к примеру, послов Великобритании и Франции, начальника Генерального штаба русской армии, военного министра и других действующих лиц той истории. Николай вначале подписал документ, объявляющий всеобщую мобилизацию, потом отозвал его. В конце концов, дал ему ход. Он колебался, потому что выступить против Германской империи с ее мощной армией - очень тяжелое решение. Но вот вопрос: возможно ли было свернуть с этого пути? Думаю, что к 1914 году - уже нет. Обязательства перед союзниками - Англией и Францией - прежде всего. Особые отношения с православными братскими балканскими народами, с Сербией. Что-то можно было изменить раньше, во второй половине XIX века, когда Россия оказывала серьезное давление на Германию, когда заключались договоры с Францией, когда разрастался боснийский кризис. Историки могут сегодня выдвигать разные версии, но избежать того, что произошло в августе 1914 года, Николай II уже не мог. Гипотеза о том, что Распутин мог предотвратить вступление России в Первую мировую войну, выглядит несостоятельной, поскольку на будущую бойню работали пропагандистские и военные машины фактически всех европейских государств. Весь мир подошел тогда к роковой черте.

Почему до сих пор нет нормального музея, посвященного войне, в которой погибло два миллиона наших соотечественников? Спроси прохожего на улице, кроме Брусиловского прорыва и газа иприта, ничего и не вспомнит про Первую мировую. Может быть, крупные советские и военные бонзы предпочитали замалчивать свое участие в царской войне?

Михаил Мягков: Действительно, для наших современников - это "неизвестная" война, хотя через нее прошли миллионы русских людей. Россия - единственная европейская страна, на территории которой нет ни одного памятника, посвященного жертвам той войны. Сегодняшние школьники на вопрос о ней вспоминают в лучшем случае о том, что она была "империалистической". Да, в советское время Первая мировая находилась в тени других и также эпохальных событий - революции, Гражданской и Великой Отечественной войн.

А насчет бонз... Скажем, маршал Георгий Жуков вовсе и не скрывал свое участие в войне 1914-1918 годов. В июне 1945 года он дал интервью иностранным корреспондентам, где с большой охотой и энтузиазмом рассказал о том, как ходил в ночной рейд в Первую мировую: взяли трех немецких солдат и офицера. Будущий маршал тогда отличился и очень этим гордился. Но политические и идеологические установки упоминать о Первой мировой по минимуму, к примеру, в мемуарах крупных военачальников, были. Поэтому перед теми, кто будет собирать экспонаты нового музея, стоит сложная задача: найти оставшиеся свидетельства простых участников войны.

И еще. Преемственность, хотели или нет того идеологи, все же была. Совсем недавно я с удивлением прочитал в газете за 1943 год заметку о том, как в одном из офицерских клубов читают две лекции для тех, кто уходит на фронт. Первая - "Сталинская наука побеждать", а следом вторая - "Традиции русского офицерства". А солдатский орден Славы трех степеней стал, по сути, преемником Георгиевского креста.

На сайте Российского военно-исторического общества написано: создавая композицию нового музея, нужно освободиться от идеологических установок. Это что значит?

Михаил Мягков: Начиная с 20-х годов минувшего века наши историки во главе со знаменитым Покровским считали Первую мировую войной империалистической, а Россию называли чуть ли не ее инициатором. Позже оценки стали более-менее сбалансированными, ответственность за развязывание войны в большей степени возложили на Германию. С этим согласились и английские, и французские, и даже немецкие ученые. Впрочем, до недавних пор освещение Первой мировой в учебниках и монографиях оставалось под прессом советской историографии. Хотя, нужно быть справедливым, в советское время работало множество замечательных историков, немало сделавших для того, чтобы Первая мировая была представлена без каких-то идеологических рамок. В 90-е пришла другая идеология. Ученым это очень мешает. Нужно просто больше знать о войне и ее героях.

Для музея выбрано место - Ратная палата в Царском Селе. Почему именно здесь?

Михаил Мягков: В 1911 году Елена Третьякова, вдова Сергея Третьякова, родного брата основателя Третьяковской галереи, подарила императору Николаю II собрание изобразительных материалов и документов по истории русских войн, а также военных трофеев. Царь распорядился на основе этой коллекции построить "Государеву Ратную палату" - Музей Славы русского оружия. В 1917 году он открылся, а в 1919 году был упразднен по понятным причинам.

Во время Первой мировой войны в Царском Селе располагались госпитали, где сестрами милосердия служили царские дочери, и казармы. Есть кладбище, это место историческое, если говорить церковным языком, намоленное.

Какие фонды, кроме того, что подарила Третьякова, могут быть использованы в экспозиции?

Михаил Мягков: Сразу скажу, ни один из музеев нашей страны не обладает целостным экспозиционным комплексом, посвященным событиям 1914-1918 года. Коллекция Государственного Исторического музея по Первой мировой войне комплектовалась начиная с 1917 года. В результате работы "Комиссии для сбора трофеев и увековечения настоящей войны в памяти народа" ("Трофейная комиссия" 1917 года) были получены трофеи русской армии, в числе которых германские и австрийские знамена, памятные медальоны германских и австрийских солдат и офицеров, ключи от города Эрзерум. После закрытия Военно-исторического музея в 1927 году его собрание вошло в состав Исторического музея. Там реликвии полковых музеев Российской империи, материалы об участии в боевых операциях Первой мировой прославленных лейб-гвардии полков. Очень интересные фотографии, сделанные офицерами Финляндского и Преображенского полков в Восточной Пруссии, Галиции, Польше. Много карт, например, карта театра военных действий от 23 августа 1914 года, найденная у убитого австрийского офицера генштаба.

Правда, что во время Первой мировой в армии служили специальные фронтовые художники?

Михаил Мягков: Действительно, из Военно-артиллерийского музея в ГИМ попала часть уникальной коллекции живописных работ, выполненных бригадой фронтовых живописцев. Они фиксировали мельчайшие детали театра военных действий в годы войны.

Чего не хватает?

Михаил Мягков: Для создания полноценной экспозиции - много чего. Практически нет полевой униформы, в том числе российской, недостаточно изобразительных и документальных материалов о некоторых ключевых событиях, например, о событиях на Западном фронте, о русских экспедиционных силах на Западном, Салоникском и Месопотамском фронтах.

Поэтому, прежде чем музей заработает, нужно будет провести множество выставок и конференций, к примеру, по изучению памятников, хранящихся в фондах государственных музеев и в частных коллекциях. Исторический музей берет на себя обязательство в августе-сентябре 2014 года организовать полномасштабную научную музейную выставку по Первой мировой.

Что не устроило Министерство культуры РФ во время недавней презентации концепции музея? Им она показалась скучной?

Михаил Мягков: Ну почему же? За дело взялись настоящие профессионалы: Ralph Appelbaum Associates и кинокомпания Star Media сделали Еврейский музей и центр толерантности в Москве, который открылся в Москве год назад и получил премию газеты TheArtNewspaperRussia в номинации "Музей года". Историки согласны с авторами концепции: музей должен выполнять образовательную и научно-познавательную задачи. Поэтому особое внимание уделят забытым страницам войны, забытым битвам и победам русской армии. Не Брусиловским же прорывом единым... Кто знает о наших победах в Восточной Пруссии, об удачных Варшавско-Ивангородской, Эрзерумской и других операциях, о событиях, связанных с обороной крепости Осовец. Вооружение - это особая песня. Шутка ли сказать, начинали войну солдаты, которые были приучены смотреть только вперед, на противника, а к концу войны они вынуждены были уже смотреть в небо, не появится ли самолет-бомбардировщик.

Минкультуры упомянуло об эмоциях. Будет здорово, если все интерактивные "изюминки" музея заработают в общем резонансе: посетители выставки должны выйти из него со своим ощущением дыхания той войны. Опыт создания эмоционально наполненных экспозиций в мире есть, например, в Лондонском Имперском военном музее. А если будет сопереживание, то захочется оставить в музее и частицу истории собственной семьи. Это очень важно для новой композиции. Я уверен, что если постараться, каждый найдет у себя среди старых бумаг письмо, фотографию, открытку, пожелтевшую страничку из записной книжки той эпохи... Будет эмоциональный подъем, людям захочется поделиться воспоминаниями о своих предках в интерактивной книге памяти. Думаю, что это поможет нам при создании базы данных воевавших и погибших в Первой мировой войне. Это подтолкнет наше общество к заинтересованному поиску своих корней.

А у Военно-исторического общества есть замечания?

Михаил Мягков: Мы считаем, что нужен акцент на вопросах, почему Россия вступила в войну, чем нам сегодня гордиться, какие герои Первой мировой могут стать символами современной национальной идеи? Оживили бы экспозицию и разделы "Дети и война", "Женщины на войне", "Сестры милосердия", "Тыл"...

Вот вы говорите об именах-символах, которые впишутся в современное понимание патриотизма. Кого вы имеете в виду?

Михаил Мягков: Сегодня мы можем пересчитать их по пальцам: генералы Брусилов, Алексеев... Но есть еще генералы Щербачев, Селивачев, Слюсаренко, Плеве, которых, к сожалению, никто не помнит. Юденич, который воевал на Кавказе и не проиграл ни одного сражения! А его в свое время называли Суворовым Первой мировой войны. Мало кто знает и о простых героях, полных Георгиевских кавалерах. Сейчас трудно себе представить, что один человек может в отважной схватке зарубить более десятка вражеских солдат. А такой герой был. Это казак Кузьма Крючков.

Персона

Михаил Мягков - профессор кафедры всемирной и отечественной истории МГИМО - Университета МИД России. В 1993-м году окончил Российский Государственный гуманитарный университет, в 1997-м - Институт военной истории Минобороны России.

Доктор исторических наук, тема диссертации "Проблемы послевоенного устройства Европы в американо-советских отношениях 1941-1945 гг".

В Институте всеобщей истории РАН заведует Центром истории войн и геополитики, член Совета Ассоциации историков Второй мировой войны. Научный руководитель Российского военно-исторического общества.

История