Службу президентского протокола он возглавил в 1990-м, еще при Михаиле Горбачеве. Потом долгие годы работал с Борисом Ельциным, день изо дня при любых политических раскладах. С 2000-го по 2011-й - советник главы государства. Единственный в мире шеф протокола, приоткрывший некоторые детали своей службы в книге - "Повседневная жизнь Кремля при президентах".
Шевченко, в отличие от многих других, ни разу не позволил себе ни одного некорректного высказывания по отношению к человеку, под чьим началом работал. Принципы не допускают.
9 февраля Владимиру Шевченко исполнилось 75 лет. Свой юбилей он встретил в Сочи.
Владимир Николаевич, существует ли клуб шефов президентского протокола? Как, например, есть у шеф-поваров глав государств?
Шевченко: Нет. Дело в том, что шефов протоколов президента не так уж много. У тех же американцев, например, шефа протокола нет - на каждый визит назначают руководителя группы. Во многих странах протокольными делами занимаются министерства иностранных дел. А там, где есть шефы протокола, они, как правило, довольно часто меняются. И почти нет таких, кто работал бы со "своим" президентом от начала и до конца...
Здесь вы тоже, получается, исключение...
Шевченко: Это скорее судьба. Сложилось так, что с 1992 года и до апреля 2007 года я фактически неотлучно был с Борисом Николаевичем Ельциным. Когда я начинал, я был для него совершенно новым человеком, и иногда мне даже сложно ответить на вопрос - как получилось так, что я проработал с ним так долго? Мой день начинался с ним и, как говорится, с ним заканчивался, уже после того, как Борис Николаевич уезжал с рабочего места.
Ваша жизнь и сейчас связана с Ельциным - вы занимаетесь созданием центра исторического наследия первого президента. В чем его цель?
Шевченко: Я еще при жизни Бориса Николаевича об этом задумывался, и с ним мы об этом говорили: почему бывший руководитель государства у нас непременно оказывается плохим? Причем негативные оценки идут от тех людей, кто в свое время этого руководителя восхвалял. В итоге у нас Горбачев - плохой, Ельцин - плохой... Мне кажется, подобные вещи уже пора оценивать поспокойнее. И, например, взять пример с американцев. Мы можем их критиковать за очень многие вещи, у них очень много двойных стандартов, они иногда очень противоречивы в своих действиях, но по отношению к бывшим главам государства они очень последовательны: "Каким бы он ни был, но это наш президент, и это мы его выбирали". А у американцев с президентами всякое бывало, достаточно вспомнить Никсона и Уотергейтское дело.
Здесь нужно отдать должное Герберту Гуверу - он в 30-е годы отдал свой президентский архив в публичный доступ, чтобы его можно было изучать. Сейчас в итоге в США 25 центров наследия президентов. Из них тринадцать - это фундаментальные, работающие под контролем библиотеки конгресса, музейно-библиотечные комплексы. Вы приходите туда, и вы можете проследить весь путь бывшего главы государства: в какой обстановке человек провел свое детство, где он учился, как он пришел к власти, как его избирали, как он работал, как и на основании чего принимал решения.
Уже после смерти Бориса Николаевича мы поехали и посмотрели три последние библиотеки: Рейгана, Буша-старшего, Клинтона. Везде компьютеры, чтобы можно было через них запрашивать и изучать документы, сидят молодые ребята лет по 25. Спрашиваю - чем занимаетесь? Один говорит, изучаем "Бурю в пустыне", другой что-то еще. Идет непосредственное соприкосновение с фактами, причем соприкосновение через документы. Это великое дело.
Так и родилась идея того, что и нам нужны центры исторического наследия президентов, уходящих в отставку. Это не под Бориса Николаевича. Это сделано на будущее. Чтобы каждый президент имел возможность создать такой центр и вывозить туда архив.
Имел возможность или был бы должен?
Шевченко: Должен. Наверное, это правильно. Как говорят американцы, тот же Никсон хотел забрать свой архив с собой, но тут поднялись и конгресс, и пресса, и сказали: необходимо все сделать по правилам. У американцев в этой части все довольно жестко: уходящий президент должен вывезти свой архив не позднее 20 января, дня инаугурации следующего президента. Я спрашивал у клинтоновских ребят: а вы куда вывозили? Они говорят: сначала просто в арендованный ангар. Поставили там охрану - и хранили. А потом за два года построили библиотеку. Там создание библиотеки зависит от спонсорской помощи. Приходишь - и во всю стену висят имена жертвователей.
А как у нас будет действовать центр исторического наследия? За счет жертвователей или на бюджетной поддержке?
Шевченко: По сегодняшним нашим реалиям бюджетные средства, конечно, должны быть задействованы. Для старта. А в дальнейшем и центр, и Фонд Ельцина займутся разработкой программ, позволяющих зарабатывать деньги, и буду направлять эти деньги на развитие центра.
Так как речь идет о документах, то где грань между тем, что можно передавать в публичный доступ, и тем, что нельзя?
Шевченко: Грань очень простая - наличие или отсутствие грифа "секретно". По мере снятия грифа документы будут появляться в открытом архиве.
То есть через несколько десятков лет?
Шевченко: Есть разные грифы. Где-то 10 лет, где-то 20. Грифы ставятся на документы, связанные прежде всего с вопросами государственной безопасности, там речь не о каких-то интригах или личных отношениях. И со временем все это будет опубликовано.
Центр откроется в Екатеринбурге в этом году, так?
Шевченко: Да. Мы не вывозим архив в живом виде, как делают американцы. Государственный архив остается здесь, в Москве. Мы будем работать с копиями, которые будут идти к нам по запросу. Там же формируется большая музейная часть. В этом и есть смысл центров исторического наследия: президент должен быть показан таким, какой он есть, со своими слабостями и сильными сторонами. Он должен быть показан человеком.
В Москве в 2015 году откроется филиал этого центра. Благодаря вниманию столичного правительства под эти цели передан особняк на Малой Дмитровке.
В архивах первого президента России оказалось что-то неожиданное для вас лично?
Шевченко: Мы много собирали по крупинкам, подняли большой екатеринбургский пласт. Для меня, скажем, было большим открытием, что он "Капитал" знал практически наизусть. Он, оказывается, еще в Свердловске, будучи секретарем обкома партии, проводил сумасшедшие по количеству вопросов встречи с молодежью: на 150-200 он успевал отвечать устно, в разы больше получал в записках, и всем потом отвечал. Записки эти сохранились.
А из президентского срока что-то было для вас неожиданным?
Шевченко: Мне тут сложнее, поскольку я сам все время был в этой круговерти, внутри, что называется.
Были ли какие-либо документы, которые не удалось найти?
Шевченко: Да, есть некоторые утраченные документы, преимущественно периода 91-93-го годов. Часть пропала, еще по части, видимо, посчитали, что они не интересны. Мы долго не могли найти речь Бориса Николаевича на октябрьском пленуме ЦК КПСС 1987 года. Живую запись. Все же нашли в итоге. Не можем, например, найти ни одной фотографии пленума ЦК партии, как ни странно. У меня есть один совет тем, кто работает сейчас и будет действовать позже, - надо собирать каждый день. И все документировать и хранить.
Владимир Николаевич, вы в свое время стояли у истоков современного российского президентского протокола, и, получается, сейчас закладываете основы новой традиции - центров исторического наследия. А как вы считаете, нужно ли создавать какую-то особую протокольную практику для ушедших в отставку президентов?
Шевченко: Так уж сложилось, что сегодня это не требуется. Но на будущее - да, конечно. Надо обязательно это обдумывать. Как показывает практика других стран, президенты, покинувшие свой пост, много летают по миру, руководят своими фондами, у них остается охрана, небольшой штат работников. На уровне протокола все эти вещи тоже нужно будет решать.
Без каких качеств не может существовать шеф президентского протокола?
Шевченко: Без добропорядочности. Совестливости. Без кропотливого изучения страны, в которую ты едешь.
Если есть апломб, если есть только "я" - лучше в протокол не ходить. Да, здесь приходится себя немножко "подгибать", да, борешься внутри, чтобы не сорваться. Как правило, протокольные люди прекрасно понимают, что они делают работу не для себя, а для того, чтобы было все выстроено для главы государства. Чтобы он как можно меньше проблем имел.
Очень важно никого никогда не оскорбить. Это не значит всем уступать. Мы свои интересы всегда отстаивали. Но в протокольном варианте ведь как? Как оно аукнется - так и откликнется. Мне, например, в моей жизни было очень сложно работать с французским протоколом. То не так, это не этак... Ну они же французы... И вот они приехали в Москву. 95-й год, празднование 50-летия Победы. А Миттеран больной. Сели с их протокольщиками. Они говорят: Владимир Николаевич, поймите нас, мы там не пройдем, здесь по лестнице не поднимемся. Я говорю: не волнуйтесь, на руках носить будем, все сделаем. И все сделали. И потом, когда пришел Ширак, - я не хвастаюсь - французские коллеги говорили: "Шевченко визитом занимается? Значит, все будет хорошо". В протоколе очень многое строится на личных контактах.
Что еще обязательно нужно протоколистам - так это получать указания от первого лица. Не от помощников или кого-то еще.
А если у шефа протокола нет такого доступа? Что делать - уходить?
Шевченко: Я в такой ситуации не был. Мне был дан карт-бланш. Я мог по мобильному телефону связаться с президентом, мог, если нужно, зайти на переговоры или рабочую встречу и показать на часы - пора заканчивать.
Сейчас так никто не делает...
Шевченко: Сейчас, видно, нет такой необходимости. У Бориса Николаевича была такая черта: если заложили в программе полтора часа, значит, должно быть полтора часа. Если я не зайду - то он сам меня кнопкой вызовет. Он протокол любил и знал: если мы здесь вот задерживаемся, то сыпется весь последующий график. Да и по переездам тоже. У Бориса Николаевича все было четко: если идет сигнал "взял машину", значит, все знают, что через три минуты, в крайнем случае четыре, он будет в этой машине сидеть. Расстояние от резиденции до выхода на трассу - еще три минуты займет. Хватало этих 6-7 минут, чтобы немножко придержать движение. Он выезжал - и тут же движение открывалось. Сейчас работают очень приличные люди, мы с ними много беседовали, я им всегда говорил об одном: ищите правильные подходы, заходите и спрашивайте. Обязательно делайте зазоры, чтобы был резерв времени. Но ситуация, в том числе и транспортная, сильно изменилась. Мы с Горбачевым в свое время от Раздор минут за 15-17 могли без мигалок доехать до Кремля. А сейчас и с мигалками за полчаса не доедешь.
Есть ли в современной протокольной практике что-то, что вам очень нравится, и вы жалеете, что раньше до этого не додумались?
Шевченко: В протокольной практике действительно появилось много нового. Прежде всего потому, что появилось много мест, где можно провести мероприятие. У нас этого не было, и маневр был очень небольшой - Кремль, но и то еще до реконструкции Большого Кремлевского дворца. Залов-то почти не было. Когда реконструкция пошла - тогда у нас и поле стало шире. Да и денег у нас почти не было. Жили копейка в копейку. Порой на командировочные еле наскребали и просили в Центробанке. Сейчас таких проблем нет, и можно позволить себе держать марку государства, так, как это делают американцы.
Владимир Николаевич, несколько лет назад вышла ваша книга "Повседневная жизнь Кремля при президентах". Еще книгу не планируете?
Шевченко: Только если, как я говорю, антимемуары.