Рассказывает композитор Владимир Мартынов, сотрудничающий с Юрием Любимовым много лет.
Почему, на ваш взгляд, Юрий Петрович выбрал для либретто оперы пьесу Мольера "Школа жен"?
Владимир Мартынов: Мне кажется, что роль Мольера - одна из лучших ролей, сыгранных Юрием Петровичем в театре. Кроме того, его собственная судьба отчасти напоминает судьбу Мольера: он, с одной стороны, вынужден был работать с нерадивыми актерами, которые готовы были интриговать за его спиной, с другой стороны, у него всегда складывались непростые взаимоотношения с властью. Любимову непросто жилось при всех режимах.
Правда ли, что в окончательном варианте либретто почти ничего не осталось от текста "Школы жен"?
Владимир Мартынов: От "Школы жен" в нем не осталось вообще ни одной строчки! Дело в том, что пьеса Мольера стала для Юрия Петровича своеобразной точкой отсчета: у него возникли новые идеи, для их воплощения нужны были совсем другие тексты, и в окончательном варианте либретто осталась только небольшая сцена из мольеровского "Мещанина во дворянстве". Зато в нем появились фрагменты произведений Козьмы Пруткова, тексты, написанные самим Любимовым, и фрагменты из пьесы Булгакова "Кабала святош". В опере обычно больше слушают музыку, чем текст. Но в "Школе жен" нужно слушать тексты Козьмы Пруткова и Булгакова. Особенно интересно, когда они сталкиваются друг с другом.
Что послужило для вас творческим импульсом, когда вы сочиняли музыку для такого необычного либретто?
Владимир Мартынов: Мне важен ее подзаголовок - опера-буфф, комическая опера. Тексты Козьмы Пруткова, выбранные для либретто, пародийные. Они пародируют определенные литературные стили и совершенно конкретных персонажей. А я попытался пародировать приемы французской музыки того времени, и возник еще один пародийный слой. Но я стараюсь, чтобы все выглядело очень серьезно: тем, кто услышит оперу, в какой-то момент может показаться, что это музыка французских композиторов Люлли, Рамо или зингшпили Моцарта. Во время диалога античных философов музыка создаст у слушателей образ прекрасной древней Греции. В результате идет очень тонкая музыкальная игра. Помните, какое ощущение возникает, когда видишь уходящую вдаль анфиладу комнат в старинном замке? Или отражение этой анфилады в зеркале? У слушателя должно возникнуть такое же ощущение. Не знаю, сможет ли передать эту игру оркестр, но в партитуре заложена эта система отражений. Еще я старался, чтобы от музыки исходил позитивный импульс. Вопреки тому, что сейчас происходит в мире, в ней нет никакого мрачного трагизма или надлома.
В каком пространстве разворачиваются события "Школы жен"?
Владимир Мартынов: Юрий Петрович сочинил сценографию этого спектакля вместе с художником Борисом Мессерером. Посередине сцены стоит двухэтажная прозрачная конструкция. Лестницы поднимаются с первого этажа на второй и ведут к пустым дверным проемам-аркам. Эта конструкция очень изящная, ажурная: меняется свет, и атмосфера на сцене изменяется до неузнаваемости. Сквозь конструкцию просвечивает огромный, во весь задник, портрет Людовика XIV в пышной и тяжелой барочной раме. Кроме того, на сцене стоит огромная золоченая суфлерская будка. Юрий Петрович хотел, чтобы артисты влезали в будку и вылезали из нее, чтобы на ее край время от времени присаживался Мольер... Эта золоченая суфлерская будка для Юрия Петровича важна как напоминание, что все в театре (а иногда и в жизни) происходит под подсказку некоего непонятного суфлера.
К сожалению, Любимов не принимал участия в последнем этапе репетиций "Школы жен". Но в принципе, мы к этому спектаклю шли два или три года. Часто собирались вместе с Любимовым и режиссером Игорем Ушаковым, с которым Юрий Петрович работал над оперой "Князь Игорь". Любимов сделал сценографию "Школы жен", подобрал актеров, разработал все мизансцены. Он запустил механизм, который движет этот спектакль.