21.05.2014 00:03
Культура

Михаил Швыдкой: Великий авангард возможен лишь при великом классическом искусстве

Текст:  Михаил Швыдкой
Российская газета - Федеральный выпуск: №112 (6384)
Выставка с таким названием, посвященная пребыванию артистов Московского Художественного театра в уютном курортном городке Варен летом 1923 года, открылась здесь в минувшую пятницу в здании Ратуши, где расположен местный краеведческий музей. Ее инициатор - известная немецкая переводчица Сюзанна Рёдель.
Читать на сайте RG.RU

Подлинные костюмы из "Вишневого сада", "Трех сестер", "Царя Федора Иоанновича", "На дне", макеты В. А. Симова, множество уникальных фотографий, - все это не может не вызывать волнения даже у тех, кому они хорошо известны на протяжении всей жизни. А в Варен на открытие выставки помимо российских гостей во главе с послом России в ФРГ Владимиром Грининым и директором Музея МХТ Марфой Бубновой, приехали берлинские специалисты по русской культуре и выдающиеся немецкие актеры и режиссеры - Дитер Манн, Урсула Карусайт, Гюнтер Юнгханс, Эрнст-Георг Херинг. Как заметил директор Варенского музея Юрген Книс, сам по себе приезд таких гостей - важная страница истории города.

Швыдкой: Жаль тех, кто боится признать, сколь чуден Днепр

Среди фотографий, представленных Музеем МХТ на эту выставку, - одна в высшей степени примечательная: К. С. Станиславский и Вл. И. Немирович-Данченко стоят около лестницы, ведущей к дверям пансионата, где жили мхатовские артисты. При этом Константин Сергеевич, который выше Владимира Ивановича на голову, стоит внизу лестницы, даже не поднявшись на первую ступеньку, а Владимир Иванович - на второй, так что кажется, будто оба основателя МХТ, к тому времени давно не встречавшиеся лицом к лицу, - одного роста. При всех внутритеатральных страстях, которые лишь разжигали их недовольство друг другом, они потаенно чувствовали себя "сиамскими близнецами", - и эту варенскую мизансцену придумал Станиславский, который не мог не оценить сам факт приезда Немировича-Данченко в Германию.

Одним из важнейших экспонатов выставки стал огромный дорожный чемодан для костюмов и реквизита, объехавший с мхатовцами весь мир, - через 91 год он вновь оказался в городе на берегу самого большого в Германии озера Мюриц. Как известно, мхатовцы покинули Москву 17 сентября 1922 года, отправившись на гастроли в Европу и Америку, а вернулись домой лишь 8 августа 1924 года. Два года странствий были в высшей степени важны для театра - не столько в материальном даже, сколько в художественном смысле.

Понятно, что выезжая из обескровленной Советской России, где только что закончилась Гражданская война, Станиславский рассчитывал и попросту подкормить артистов, помочь в простейших бытовых делах. О том, насколько бедно жили тогда мхатовцы, говорят строки из письма Станиславского жене М. П. Лилиной из Нью-Йорка 19 января 1923 года: "Вчера было мое рождение - 60 лет. ...Вечером ко мне зашли только Подгорный, Рипси и Бокшанская. Принесли подарки. Подгорный 3 пары носков (ну что за безобразие. Сам без денег)". Их подстерегали непреодолимые обстоятельства вроде революции в Германии в 1923 году, из-за чего пришлось перебраться в дорогущую Францию, где франк вдруг начал расти по отношению к заработанным в Америке долларам, - но гастроли дали необходимую бытовую передышку.

Но для Станиславского эти два года - не только время бесконечной усталости от едва ли не ежедневных спектаклей, обязательных встреч и концертов, протокольных обедов и ужинов. Он понимает, что МХТ, отмечающий в 1923 году свое 25-летие, подошел к рубежу, который либо окажется последним, либо откроет театру дверь в неведомое и манящее. В Европе и США Станиславского воспринимают как "Апостола мирового театра" - никак не меньше. А он мучается, что привез старые спектакли. И хотя для новой публики они были словно премьерными, - Станиславский понимает, что без развития, без новых поисков правды и красоты у МХТ нет будущего.

В милой тишине Варена, где можно репетировать (тогда в городе был прекрасный театр) и отдыхать, Станиславский не только работает над рукописью книги "Моя жизни в искусстве", заказанной американским издательством, - он размышляет о будущем МХТ. И хотя варенская встреча Станиславского и Немировича-Данченко не принесла ожидаемых результатов, - она в конечном счете, смею полагать, определила реформу МХТ, окончательное решение о которой было принято в 1924 году. Не случайно в Варен пишут, прося о встрече, и Михаил Чехов, представляющий Первую студию МХТ, и Юрий Завадский, один из лидеров Третьей студии. Станиславский как бы заново переживает встречи с новыми живописью, музыкой, драматургией, кинематографом. Рождаются замыслы новых спектаклей.

Наверное, каждому художнику нужен свой Варен, место, позволяющее сбросить напряжение ежедневной эксплуатации своих талантов, время, позволяющее задуматься о судьбе своего искусства и культуры в целом. Когда мы сегодня так много говорим о традиции, важно понять, что традиция, если это живая традиция, существует в непрерывной борьбе прежде всего сама с собой. Не только ученики, верные, как Сулержицкий, или спорившие с учителем, как Вахтангов, определяют ее судьбу. Судьба традиции зависит и от иконоборцев, таких как Мейерхольд, который при всем том не отказывался от ученичества у Станиславского. Великий авангард рождается только в те периоды, когда существует великое классическое искусство. А потом и сам становится классикой. Обо всем этом можно и нужно размышлять в тиши, на берегу озера Мюрец.

Такая вот история приключилась со Станиславским, Немировичем-Данченко и артистами МХТ летом 1923 года в городе Варене, в земле Мекленбург-Передняя Померания. Об этих местах трогательно писал Бисмарк: "Если мне предстоит пережить конец света, то я предпочту уехать в Мекленбург, потому что здесь все происходит на сто лет позже".

Культура