8 июня на закрытии фестиваля состоится российская премьера его фильма в полной авторской версии - закон о запрете использования ненормативной лексики на фестивальные показы не распространяется. Если прокатное удостоверение "Левиафану" будет выдано до 1 июля, то и в широкий прокат картина выйдет без купюр. Если нет, то скорректировать язык персонажей для Звягинцева окажется задачей, пожалуй, даже более сложной, чем получение награды Каннского фестиваля за лучший сценарий.
О длинной дистанции фильма и собственных опытах в коротком метре
Вчера был трудный день, который закончился рано утром... Сейчас попробую сформулировать. Не то чтобы у кого-то было короткое, а у кого-то длинное дыхание... Где-то я прочел, что Антону Павловичу Чехову, когда он писал короткие рассказы, авторитетный издатель однажды сказал: у тебя так много идей, ты их накопи и делай большое сочинение. В результате появились и "Степь", и развернутые крупные произведения. У каждой идеи свой ритм. Есть замысел, который требует пяти-десяти минут экранного времени, не более. А есть вещи, которым необходим разлет, дистанция в полтора-два часа. Тут все зависит от замысла, ну и от подачи продюсера. Вот он приглашает тебя и говорит: снимите фильм длиной в пять минут. И ты думаешь: что это может быть? Для меня это мучительно - мне тесно, я бы предпочел подлиннее или историю одним кадром - пять минут. В Нью-Йорке была такая ситуация: я отвоевал у продюсера полторы минуты. А потом, когда понял, что и шести с половиной минут будет мало, я объявил ему, что не знаю, что с этим делать, но это только изуродует картину. И фильм в итоге был больше, чем мы договаривались, более того, он был больше, чем мы договаривались на бумаге, - для американской системы отношений это непозволительная роскошь. Но продюсер-француз пошел на такое.
Или, например, история, которую мы сняли, "Левиафан". Изначально это был огромный сценарий. Когда мы сняли материал и подсчитали только полезное время, вышло 3 часа 25 минут. Уже в съемочный период было понятно, что он так огромен, что надо наступать на горло собственной песне. Там были развернутые подробные сцены, скажем, в суде. Речь судьи длилась минут пять с половиной: хотелось помучить зрителя, показать ему все в полной выкладке. Но когда фильм стал складываться, я понял, что нужно рубить, начинать с самого пика сцен, и я стал входить в середину сцены и, не дождавшись финала, из нее выходить. Олег Негин, соавтор сценария, сказал: ты как-то резко обошелся с текстом... Вообще, сценарист почти всегда недоволен тем, что видит на экране. Поэтому его надо разогреть предварительно, подготовить, сказать что-то вроде: фильм в целом удался, но ты посмотри... Так было и в случае с "Левиафаном". Но Олег мне абсолютно доверяет, так же как и я ему. Подход изменился, и тем не менее фильм все равно огромен (141 минута. - Прим. ред.), но для меня он мчится стремительно, как с горы.
"Левиафан" без цензуры
Полную версию фильма, я надеюсь, мы увидим в Москве в скором времени в рамках Московского кинофестиваля: сейчас идут переговоры с ММКФ и, возможно, картину покажут. Но вообще и по закону фильм с ненормативной лексикой можно показать в полной авторской версии на любом фестивале страны. Так что любой фестиваль, который пригласит нас, имеет возможность увидеть "Левиафан" целиком. Что будет с прокатом, я не знаю. Но очень надеюсь, что закон не имеет обратной силы, и если мы получим прокатное удостоверение до 1 июля, все обойдется. В этой картине ненормативная лексика чиста, как слеза младенца. Ничего нового там не звучит. Мало того, нельзя сказать, что весь фильм насыщен этим, ничего подобного, там несколько раз герои выпивают и, естественно, говорят на понятном человечеству языке. И все. Это задает тон, это создает, как мне кажется, портрет одного из них, делает его более ярким и точным. А дальше мы уже не услышим мата.
Про водку и Канны
В Каннах вопрос про водку был всегда вторым или третьим, - "неужели так много пьют в России?" Я говорил: да у вас пьют с утра и до вечера, французы запивают красным или розовым вином все с завтрака до ужина, вы же не говорите, что вы так много пьете. Так же и в России. По мне, так все там умеренно. Вполне хорошая такая пьянка. Кстати, хочу сказать откровенно. Или не стоит? Но, думаю, что могу это сказать, актеры на меня не обидятся. Да, там есть несколько сцен, где люди крепко пьют. Несколько человек, в сцене - по трое-четверо. И я решил положиться на ответственность актеров и на знание ими собственной меры. Мы решили, что мы будем пить реально. То есть не пить в кадре водку, а выпьем хорошенечко во время репетиции, и каждый, когда почувствует, что сейчас он может выпустить текст или партнера из кадра, остановится, и мы возьмем и снимем это дело. Во всех сценах застолий там все хорошо пьяны. Я исходил из чего: пьяного можно очень хорошо сыграть, и пластику, и артикуляцию, и речь можно сымитировать. Но взгляд, вот то, что в глазах происходит - вот эту бездну тотальную сыграть, мне казалось, невозможно. И я был опровергнут. Потому что когда пришел черед сцены на троих с Романом Мадяновым, я ему предложил: "Вы можете выпить, сколько хотите". Он ответил: "Нет. Я буду трезвым". Ну хорошо, сказал я, давайте на таланте. И он сразил! Он невероятно это сделал, я не понимаю, как. Там такие нюансы! Так что все сцены, где пьян Роман Мадянов, он трезв, как стекло.
Про забытых учителей и свою театральную школу
Когда вышел фильм "Возвращение", мне много задавали вопросов об этом. И я не то чтобы опрометчиво, а заносчиво говорил, что никакие школы не нужны. А чуть позже я понял, что это было заносчиво с моей стороны. Я не осознавал, но позже понял, что у меня была огромная школа еще до того, как я стал снимать кино: лет двадцать до этого я посвятил тому, что изучал сцену. Как актер я прошел школу в Новосибирском театральном училище, потом в ГИТИСе в Москве, у меня два театральных образования. И я просто не оценивал тот багаж, который вложили педагоги по актерскому мастерству. Когда они, по сути, режиссируют эпизод, репетируя с тобой сцену из спектакля, - это и есть школа.