Первая фаза после обмена пленными - фиксация того, кто что контролирует, разграничение зон ответственности. Конфликты такого рода - война без четкой линии фронта, поэтому о "границе" приходится договариваться после перемирия. С международно-правовой точки зрения территория Украины находится под юрисдикцией Киева, а формирования Донецкой и Луганской народных республик не имеют признанного статуса, соглашение требует доброй воли прежде всего с украинской стороны. Признание того, что реальный контроль над частью государства утрачен, конечно, дается нелегко и может вызвать серьезные катаклизмы в Киеве.
После размежевания встает вопрос о контроле на линии соприкосновения. Вполне логично, что мониторинговые функции возьмет на себя ОБСЕ. Опыт других замороженных конфликтов - Приднестровье или Абхазия и Южная Осетия - свидетельствует, что обретенный де-факто контроль забрать очень трудно. Поэтому чтобы добиться сохранения целостности Украины, нужны сверхусилия и очень креативный подход к правам автономии. Способен ли Киев на это в нынешних обстоятельствах, неизвестно. Политическая ситуация накалена, перемирие приветствуют далеко не все. К тому же идея о том, что без Донбасса у Украины больше шансов на устойчивую национальную государственность, появилась еще до кровопролитного противостояния. Так что фактически курс на замораживание ситуации может быть взят и в Киеве.
Перед властями самопровозглашенных республик стоит теперь задача налаживания административно-хозяйственного аппарата, органов управления, которые должны опираться на какую-то легитимность. Для этого нужны выборы, а значит, политические организации, которые в них участвуют. Опыт замороженных конфликтов - появление после обретения самостоятельности единоличных лидеров, как, например, Игорь Смирнов в Приднестровье или Владислав Ардзинба в Абхазии. Однако на востоке Украины ярких персоналий, которые пользовались бы безоговорочным лидерским авторитетом, нет. Да и вообще едва ли жителей этого региона устроит автократическое правление.
Понятно, что, как и в других подобных случаях, роль "ветеранов", то есть участников и руководителей вооруженных формирований, будет значительной. Например, в Карабахе и Абхазии управляющая группа просто не может не опираться на поддержку ветеранских формирований, политическая элита сформирована прежде всего из представителей элиты военной. Тем более что новые образования будут, естественно, уделять повышенное внимание строительству и поддержанию вооруженных сил. Отсутствие всеми признанного статуса делает военные гарантии самостоятельного существования этих территорий единственными.
Перед Россией стоит сложный выбор, поскольку моральная и материальная ответственность за территории, де-факто отделившиеся от Украины, лежит на Москве. Понятно, что экономическая помощь в восстановлении Донбасса будет оказываться, однако отсутствие договоренности о статусе делает любые вложения туда рискованными. Идеальным сценарием для России, как представляется, была бы все-таки выработка некоей модели единой Украины с широкими автономными полномочиями Донецка и Луганска и гарантиями обеспечения их прав и возможностей в составе соседней страны. Тогда помощь регионам могла бы оказываться в рамках международных усилий по восстановлению Украины, которые в любом случае будут предприниматься. А их нахождение в составе Украины давало бы рычаг воздействия на внутриукраинскую политику. Однако вероятность такой договоренности не кажется пока высокой.
Так что Москве придется содействовать строительству институтов ДНР и ЛНР (название скорее всего изменится, но условно пока можно употреблять нынешние), не имея четкой перспективы на будущее.
Что касается Европейского союза, который немало поспособствовал кризису, то его первоочередной задачей скорее всего будет нахождение партнеров по восстановлению Украины, иными словами, с кем разделить бремя расходов. В Европе осознали, что без содействия России задача подъема Украины просто невыполнима, и после подписания перемирия европейцы будут искать способы взаимодействия с Москвой по смягчению экономического давления на Киев. Итог непонятен, поскольку одновременно ЕС говорит об ужесточении санкций против России, что, ясное дело, совсем не способствует атмосфере конструктивного доверия.
Наиболее деструктивную позицию, очевидно, займут Соединенные Штаты, которые смотрят на украинский кризис преимущественно сквозь призму собственных стратегических интересов в Европе и сдерживания России.
События 2014 года стали наглядным свидетельством того, что на территории бывшего СССР продолжаются фундаментальные процессы. Они затронут и границы, и самосознание различных народов, и геополитическую расстановку сил. Судьба восточной Украины элемент большой и запутанной картины будущего, которую пока мы можем только угадывать.