Не затрагивающая отношения конфессий, католичества и православия, эта выставка тем не менее должна стать близкой и понятной всем без исключения - людям воцерковленным и невоцерковленным, искушенным и неискушенным в религиозной истории, людям, по разному читающим Книгу бытия. Но какими бы несхожими ни оказываются толкования, тем не менее православные, католики, протестанты, иудеи и мусульмане читают одну и ту же Книгу. Ветхозаветные образы и предания чтимы на Западе и на Востоке, как бы по-разному ни складывалась судьба вероучений, их мессий и пророков. Для христиан Ветхий и Новый заветы стали частями одной общей Книги, постижение которых порой приводило к религиозным конфликтам, а то и к войнам. Однако в них виноваты люди, но не Книга. Как известно, Восточная и Западная церкви окончательно разделились в 1054 году и только в 1965 отказались от предания друг друга анафеме, начав некий межцерковный диалог. Он длится по сей день с разной степенью успешности, и не мое дело давать оценку тому, как развивается этот процесс в настоящем. Замечу только, что открытие выставки должно состояться в 2016 году, когда протестанты будут отмечать 500-летие рождения Мартина Лютера, осуществившего новый раскол христианства. А если ее подготовка окажется несколько более сложной, чем кажется сегодня, то ее увидят лишь в 2017 году, столетие спустя после Октябрьского переворота, который в советскую пору называли Великой Октябрьской социалистической революцией. Жестокая практика "реального социализма" нанесла серьезнейший урон Русской Православной Церкви, как и всем иным конфессиям на территории бывшей Российской империи. Большевики создавали свою церковь, все остальные подлежали уничтожению. Разумеется, вера в сакральное значение подобных совпадений не имеет ничего общего с подлинной верой, скорее всего является чистым предрассудком светского сознания. Но не упомянуть о них я не мог. Тем более что мои детские, отроческие, да и зрелые годы прошли в московской коммуналке, где отмечали Пасху, Песах и Курбан Байрам наряду с 7 ноября и Днем Парижской коммуны, но смыслы этих праздников для нас, детей многонаселенной квартиры, олицетворялись скорее всего в разных лакомствах, которых мы не вкушали в обычные дни.
Как и большинство советских школьников, я с малолетства усвоил, что "религия - это опиум для народа". Справедливости ради надо отметить, что в оригинале мысль Маркса звучит иначе: "религия - опиум народа", а это принципиально по-другому трактует отношения народа, веры и церкви. Но так или иначе многие из нас знакомились с Книгой через ее отрицание. Об антирелигиозных карикатурах Жана Эффеля я узнал раньше, чем о пронизанных религиозным чувством графических листах Доре. Именно поэтому так удивляли полотна Александра Иванова или Рембрандта. В Третьяковскую галерею и в Музей имени А.С. Пушкина первый раз нас повели в третьем или даже четвертом классе. И хотя в конце 50-х - начале 60-х годов в СССР начались новые гонения на Русскую Православную Церковь, именно тогда мы начали приобщаться к библейским сюжетам. И какими бы демонстративно атеистическими ни были рассказы экскурсоводов об "Явлении Христа народу" или "Артаксерксе, Амане и Эсфире , они пробуждали в нас трудно разгадываемые, но подспудно волнующие устремления. Великое искусство сквозь века несло неистребимую веру.
В феврале 1967 года, вскоре после того, как журнал "Москва" напечатал (пусть и с важными изъятиями) "Мастера и Маргариту" Михаила Булгакова, нам, первокурсникам ГИТИСа, Симон Маркиш, сын классика советской еврейской литературы Переца Маркиша, читал историю древнееврейской и эллинистической литературы. Я не помню, как назывался этот курс в учебной программе, но мы слушали вдохновенный рассказ о Ветхом и Новом заветах, о значении этих великих книг в истории и культуре человечества и в жизни каждого из нас. А на зачете должны были дать сравнительный анализ библейских и евангельских тем и сюжетов в русской и мировой литературе. На лекции С. Маркиша сбегались студенты со всей Москвы, наверное, поэтому он провел в стенах нашего театрального института всего один семестр. Но именно тогда мы с моими однокурсниками заново открыли для себя великие творения русской и мировой живописи, в которых слово Книги обретало осязаемые образы. Именно тогда я начал постигать мысль о единстве мира и человечества, о благословенности всего живущего, о милосердии и любви, которые выше любой идеологической догмы, выше любого закона.
Выставка, которая представит в России и Ватикане живописные сокровища, чье рождение было предопределено светом Книги, объединит высшие достижения художественной мысли Восточного и Западного христианства в пору напряженного политического противостояния между Россией и Западом. Она должна еще раз напомнить о духовной близости народов, которые объединены Книгой и верой в ее идеалы. Народов, смысл существования которых в истории не исчерпывается прагматическими интересами и выгодами, для которых десять заповедей Господних вовсе не пустые слова.