Я люблю Летний сад. С его мощной и одновременно изящной решеткой, с мраморными скульптурами, выступающими из бархатной изумрудной листвы. Мне всегда хорошо здесь: в зной он спасает от жары и согревает, как может, в ненастье. Но особенно хорош он в часы осеннего прощания с летом. Желто-красные подпалины на липах и кленах, глубокая тишина - слышно, как падают листья - ритуальная мешковина на мраморе, сквозь которую угадываются недавние прекрасные черты лиц и тел, деревянные короба, в которые одевают на зиму укутанный в холстину мрамор, капельки холодного дождя на неодетых еще скульптурах, листья, плавающие в заглохших фонтанах...
Летний зной сгущает время, оно течет здесь заметно медленнее, становясь тягучим и кисельным, как пение муэдзина. Если прожить в Летнем саду с весны до осени - наверняка можно продлить жизнь. Зато осенью холодные дожди ускоряют невидимое течение времени, густые туманы окутывают этот шедевр, растворяя в небытие даже стрелку Васильевского острова с растральными колоннами. Эта водяная вата - первый предвестник снежного покрывала, которым укутывается Летний сад до следующей весны.
Однажды тут повстречались два поэта. Евгений Рейн принес своему другу Иосифу Бродскому журнал "Лайф" с прекрасными фотографиями Венеции в снегу. Они сидели в осеннем Летнем саду и листали этот старый журнал. Увиденное настолько поразило Бродского, что он решил обязательно приехать в Венецию. Он приехал туда, изгнанный из родного города. И полюбил эту сказку на воде. Думаю, не в последнюю очередь потому, что местами она напоминала ему Питер. Одно из таких мест - Жардиньи - летний сад на виа Гарибальди. Та же решетка, те же клены и липы, та же тишина, то же сгущенное время летом и быстрое венецианской зимой с густым туманом - неббией.
Пока, мой Летний сад, до следующего лета...