Неожиданный Китай глазами спецкора "РГ" Валерия Кичина

Китай близко?

Он ближе, чем я думал: семь часов висим над бездной и ухаем в пекинский туман. И всего четыре часа разницы с Москвой. Но он дальше, чем я надеялся, внимая уверениям о родстве культур и обычаев. В Китае преследует чувство нереальности - так чувствовал себя герой "Аэлиты", прибыв на Марс: это он там пришелец. Мы - в стране, где за сутки рождается население среднего российского города, а число жителей достигло 1,36 миллиарда человек - почти две Европы. Мы в мегаполисе, равном двум Австриям. И то, что для европейца экзотика, для этих людей - норма. Они легко читают свои десятки тысяч иероглифов - а мне не понять, как, едва взглянув, китаец переработает в мозгу сотни штрихов и закорючек, сложенных в красивые, напоминающие китайскую пагоду узоры. И когда девушка в отеле росчерком авторучки вмиг создала длинный ряд графических шедевров, - стало ясно, что этот склад умов, в отличие от скороспелого английского газона, взращивается тысячелетиями.

На иных оборотах работает вся страна: все в движении, все бурно строится, масштабы поражают. Автострады, как в Германии, туманы, как в Британии, отели, как в США, и только пропыленные грузовики - как в России. Объясниться трудно: большинство говорит только на одном из 292 языков Китая. Еще труднее понять друг друга в общепите: вмешиваются не известные нам обычаи. Меню - с картинками, но попытка указать пальцем на суп и на второе вызвала у официанток панику. Мне пытались что-то втолковать, я тупо тыкал в картинки, и все кончилось тем, что принесли мороженое, потом свинину, а потом чан с варевом на пятерых. На другой день я сосредоточился и, не связываясь с картинками, изобразил рукой рыбу. Официантка закивала, изобразила рукой рыбу значительно лучше меня и принесла курицу. Я изобразил рыбу уже обеими руками. Официантка закивала и весьма убедительно сказала "кря-кря". Пришлось есть курицу. Курица плавала в жире, соусов, соли и салфеток не было, соседние китайцы дули пиво из фарфоровых наперстков, и я еще раз порадовался близости наших культур. Это был первый китайский урок: не зная брода, не суйся в воду - изучай язык и обычаи!

Живу на 35-м этаже, город в тумане едва виден - уходящее за горизонт поле зеленых крыш и скалы небоскребов, торчащие там и сям. Интернет работает, но предупреждает, что при выходе на мировые сайты связь будет тормозиться, а компетентные службы - следить за тем, какие адреса ты посещаешь, причем ряд сайтов заблокирован - включая Facebook, YouTube и Google.

Наладив Интернет, какой уж есть, отправляюсь на репетицию в театр.

Быть в тонусе

Гранд-театр шикарен, похож на крытый рынок и стоит на берегу пруда в окружении музеев, библиотек и торговых центров. По словам гендиректора МАМТ Ары Карапетяна, доля двух стран в амбициозном проекте делится поровну. Китайцы его финансировали, построили декорации и обеспечили 350 человек массовки. Российских участников - тоже 350: оркестр, хор, балет, миманс и 54 солиста. В Китае оперных театров пока мало, и там распространены экскурсионные туры в Тяньцзинь, гвоздь которых - посещение оперы. "Война и мир" - опера не из простых, требует познаний не только в русской музыке, но и в литературе, и в истории. Гранд-театр загодя провел лекции о Толстом, русской музыке и войне 1812 года. И сразу скажу, что тревоги - поймут или не поймут - были напрасны: зрители приняли спектакль с энтузиазмом.

Но это еще впереди, а пока репетируют второй акт - идет натаскивание китайских студентов: они изобразят наполеоновскую рать. Выглядит это забавно: наши актеры пока кто в чем горазд - гусарский китель поверх шортов. А китайцы уже в полном обмундировании - привыкают. В перерывах активно снимают мобильником селфи или сидят и о чем-то отрешенно мыслят - готовятся к курсовой. Задачи режиссера тут хуже кутузовских: надо обеспечить такое перемещение людских масс по сцене, чтобы перед зрителями не баталия разворачивалась (все равно ее показать в театре достоверно нельзя), а возникло ощущение великого противостояния самоуверенного наполеоновского нахрапа и точного тактического расчета. Ни пушек, ни рукопашной, ни пожаров, впрочем, не будет: драма передана через музыку.

- Ребята, вы можете двигаться чуть быстрее? - просит в микрофон режиссер. - Вы же сейчас мародеры, грабите Москву, тащите все эти картины, самовары, шубы - так делайте это шустрее! Вон ведь сколько богатств награбили - радуйтесь, что у вас лица такие деловые?! И сколько в Москве красивых девушек - только выбирай... Нет-нет, эту группу солдат нужно отодвинуть чуть назад. Еще на шаг! И не перегораживайте солистов. Вот, хорошо, молодцы.

Китайские студенты нежданной похвале рады, расцветают улыбками, аплодируют друг другу. А режиссер продолжает двигать полки и загибать фланги - выстраивать из людского хаоса только ему видимые траектории, шеренги, линии, овалы - то, что на сцене составит пластическую музыку спектакля. В критический момент строй "кутузовских солдат" должен мгновенно расступиться, выпустив вперед "французов", - для зрителя это будет почти кинематографический монтаж, смена картин и настроения: поражение в преддверии победы.

В одной из финальных сцен появляется умирающий Андрей Болконский. Он бредит, в его воспаленном мозгу проносятся образы его главной любви - Наташи. В большинстве версий "Войны и мира" герой лежит на больничной койке, забинтованный, перепачканный кровью. В спектакле Тителя он является в белом больничном белье, почти уже как призрак былого Андрея. И на его появление должна отреагировать толпа, и через ее реакцию мы должны понять состояние князя.

- Поймите, - втолковывал режиссер актерам миманса и хора, - перед вами тяжело больной, умирающий человек. Зрители по вашей реакции должны понять, что Андрей - умирает. А вы смотрите себе под ноги, боитесь запнуться...

Расходимся поздно. У фронтона театра светится панно с названием спектакля - иероглифами и по-английски. На горизонте новогодней елкой с летающей тарелкой на поясе сияет единственная в мире телебашня на воде. В тишине засыпающего города журчит витиеватая восточная мелодия: это на площади перед стадионом большая группа людей делает коллективную зарядку - хорошо отрепетированные танцевальные движения. Кто-то стоит, задрав ногу в шпагате, кто-то замер в позе лотоса. Этот ежевечерний массовый ритуал - еще один важный китайский обычай: всегда быть в тонусе.

На завтраке приятно раскланяться с двумя Кутузовыми и двумя Наполеонами. После завтрака прогуливаемся с режиссером Александром Тителем по парку вокруг отеля. В сторонке озерцо, чуть тронулись к нему - на пути образовался полицейский: нельзя! Ходим под строгим глазом, стражи порядка консультируются по уоки-токи. Так берегли покой советской державы милиционеры вокруг интуристовских гостиниц. Большая страна - большая бдительность.

Театр уже два года не играл "Войну и мир", и собрать по деталям спектакль, где на сцене 700 человек, каждый раз - событие. Сейчас главная трудность - отладить передвижную стену с выдвижными балкончиками. Эта стена в первом акте вырастет на авансцене так, что балкончики нависнут над оркестровой ямой, и с них, над пропастью, будут петь князь Болконский и Наташа Ростова с Соней. В Москве стена выдвигается системой механизмов, здесь ее надо толкать вручную, и это предмет забот постановочной части: все должно быть беззвучно и безопасно.

Я спектакль видел только в телезаписи - там эпизод выглядит красиво, но за актеров страшно: так в цирке переживаешь за акробатов под куполом - вдруг сорвутся. Нелегко и актерам, хотя, конечно, предусмотрена страховка, но все равно, говорят, без нашатыря не обойтись. Я спрашиваю Александра Тителя, оправданы ли эти переживания, мало связанные с судьбой героев оперы, а имеющие скорее спортивно-цирковую природу.

- Публика не очень задумывается над происхождением своих эмоций, - был ответ. - Мне важно, чтобы с первой ноты чувствовался драматизм, заложенный в эти судьбы предвоенного поколения, чтобы эта история была близка и тем молодым зрителям, которые не читали "Войну и мир" Толстого: увы, это у нас перестало быть необходимой частью образования. Татьяна Ларина и Наташа Ростова всегда были любимейшими героинями русской литературы - но и это стало иссякать, исчезать.

Как отодвинулась в прошлое и война 1812 года с ее благородными чувствами и сожженной Москвой. Это все стало далекой историей, а мне хотелось, чтобы зрители поняли: это происходило с их прадедами! Кроме того, Андрей Болконский в начале оперы полагает, что жизнь - кончена. Ему 31 год, а он на грани человеческой, мужской катастрофы. А Наташа - она ведь хочет лететь, она вся - устремленность. И мне нужна была мизансцена, которая заставила бы зрителей поверить, что эта девушка способна рисковать. Вот эти мотивы мне были важны! А технологически все, разумеется, сделано так, чтобы было безопасно.

...В субботу горожане высыпали на улицы. На обширных парковых площадях молодежь гоняет на роликах, кто постарше - устроились рядками на складных стульчиках - наблюдают. Группа парней синхронно размахивает металлическими палицами, изображая древних воинов, - тренируется. Местный бард поет под минусовку - собирает денежку. Кто-то его отвлек, а минусовка продолжала петь его голосом - халтурит. Спрашиваю у полицейского, как пройти к Гранд-театру, - у того вид человека, который впервые слышит это слово. Еще не привыкли в Тяньцзине к европейской опере.

Близ театра - "Галактика", торговый молл. По его просторам бродишь, как по музею: каждый шаг открывает все новые абстрактные композиции и свето-цветовые гаммы, по нежным зеркальным полам кремовых оттенков ступаешь, как по облакам. Здесь, на площади, объединившей все шесть этажей, и случилось вторжение русских войск. Зазвучал Вальс Наташи из оперы "Война и мир", дамы и господа из русского XIX века танцевали под изумленными взорами собравшихся, а потом с громовым "Ура!" влетели бравые солдаты - они шли в штыковую атаку, а развеселившиеся китайцы снимали их мобильниками. Это московский театр устроил в "Галактике" рекламный флэш-моб.

Фарфоровые домики

День перед премьерой - день отдыха: актерам нужно перевести дух. Большинство отправились в Пекин, благо до него 33 минуты поездом. Тяньцзинский вокзал втрое больше любого московского, толпы ввинчивались в подъезды, исчезая в чреве металлоискателей. Разобраться в табло с иероглифами помогла девушка, знавшая по-английски: откликнулась на зов и купила нам билеты. Перрон - нежно-розовый мрамор пола, поезд - длинная серебристая стрела, на табло вагона 298 км в час. Не успели перекинуться двумя словами - пролетели полторы сотни км. В столице Поднебесной - другие масштабы. Вокзал - три тяньцзинских. Таксисты втрое хищнее. Первый заломил цену раз в десять выше нормы. Пятый заломил всего лишь втрое. Счетчики без просьбы не включают. Едва отъехав, застряли в пробке. Машины переругивались клаксонами и не двигались с места. Московский трафик кажется раем перед пекинским: автомобили спокойно прут по встречной и при поворотах не заботятся о тех, кто пересекает им путь. Перекрестки намертво заткнуты машинами, упершимися друг в друга бамперами без надежды сдвинуться с места. Пока стояли и гудели - там и Запретный город закрылся.

Вывод: в Пекин нужно ехать с раннего утра, узнав все досконально: как общаться с таксистами, как пользоваться метро. И делать это в компании с опытными людьми. Наутро нас вели по Тяньцзиню надежные руки Кристин. Мимо проплывали замысловатые конструкции мостов, торговые молы, похожие на стадионы, и стадионы, похожие на летающие тарелки. Кристин отвергла рекомендуемую путеводителями Улицу древних культур, обозвав ее фейком, и привезла к жемчужине города - Фарфоровому дому. Сказочный теремок кажется сложенным из старинного фарфора - ваз, панно, скульптур и статуэток. Эту виллу за 125 тысяч долларов купил собиратель фарфора Чжан Лянцзы, заполнил ее четыре этажа сокровищами национального искусства - и она стала бесценной. Ее стены выложены из 400 кусков декорированного камня, в них вмурованы 635 ваз и миллионы фарфоровых древностей. Территорию и дом украшают 300 каменных львов и львят, в его залах собраны образцы мебели времен от династии Тан до династии Цинь. Музей не имеет аналогов и числится в ряду главных достопримечательностей мира.

Забракованная Кристин Улица Древних Культур оказалась блошиным рынком, где торгуют всем - от живых моллюсков до огромных декоративных камней для сада. Торгуют агатовыми слонами, фарфоровыми драконами и бронзовыми львами, чаем и чайниками, веерами, масками, халатами, палочками для еды и палицами для боевых искусств, миниатюрными пагодами и национальными музыкальными инструментами. Здесь же варят пельмени и угощают чаем, поют, танцуют, едят дымящиеся шашлычки и пускают воздушные шарики. Завидев фотоаппарат, все машут руками и широко улыбаются понаехавшим белолицым. Понаехавших мало: Тяньцзинь - город не туристский, а студенческий, деловой и рыбацкий. И я был свидетелем тому, как на набережной реки Хайхэ человек с удочкой вдруг заорал и сачком извлек из речных недр сверкающую рыбину. Кругом сновали грузовые баржи и рейсовые кораблики, а в центре мегаполиса бился на тротуаре красавец карп невиданных габаритов. Я вспомнил, что из крана здесь пить нельзя и в отеле дают бутылочки с ключевой водой, вспомнил и о Москве-реке, о нашем водопроводе и понял, что совершенству пределов нет.

P.S. еще одно китайское чудо

Перед премьерой "Войны и мира" в фойе устроили банкет для почетных гостей, перед театром показывали светомузыкальное шоу танцующие фонтаны, хозяева дома и гости обменивались спичами, встревоженный Александр Титель шепнул мне: что-то народу маловато.

Но мы находились на Марсе, а там свои возможности. Я не видел толп, стекавшихся к театру, по его лестницам иногда поднималась пара зрителей, но к третьему звонку двухтысячный зал оказался забит под завязку: публика словно материализовалась из воздуха. Как это происходит - загадка. Еще один обычай: все делать спокойно и незаметно, но так, что потом замрешь в изумлении.