Вряд ли в московском или петербургском зале нашелся сегодня тот, кто помнил бы предыдущие гастроли труппы Мэй Ланьфана, проходившие в Большом театре в 1953 году под руководством самого маэстро. И только историки театра могут помнить первый визит Мэй Ланьфана в СССР в 1935 году, когда искусство артистов Пекинской оперы потрясло не только зрителей, но и Константина Станиславского, Всеволода Мейерхольда, Александра Таирова, Сергея Эйзенштейна, Максима Горького, открыв для них абсолютно новый род сценического искусства - синтетическую оперу с акробатикой, декламацией, традиционной китайской музыкой, масками, эстетикой условного театра. Накануне нынешних гастролей сын Мэй, возглавляющий сегодня его школу Пекинской оперы, Мэй Баоцзю посетил места исторических встреч своего отца, побывав в МХТе и Пушкинском театре.
Выступление Пекинской оперы на Исторической сцене Мариинского театра стало кульминацией нынешних гастролей: традиционное классическое искусство Китая было представлено в театре, где формировались традиции русской классической оперной сцены. И здесь не раз появлялась "китайская" тема, популярная в русской культуре со времен Екатерины II. Еще Пушкин описывал в "Евгении Онегине", как герой его романа приходил в театр на балет с участием Авдотьи Истоминой. И в те годы на императорской сцене как раз шел "китайский" четырехактный дивертисмент на музыку Антонолини "Хен-Зи и Тао" ("Красавица и чудовище"), поставленный Шарлем Дидло. На сцене Мариинки в 1892 году состоялась и мировая премьера балета Петра Чайковского "Шелкунчик" с одним из самых популярных его номеров - "Китайским танцем". В советские времена на этой сцене появился балет Рейнгольда Глиэра "Красный мак" о любви китайской актрисы к советскому морскому капитану. Город Петербург также культивировал в себе образ общеевропейской "китаемании", который сохранился и в архитектурном стиле "китайских" построек Ораниенбаума и Царского села, и в интерьерах "китайских" комнат, и в коллекциях китайского фарфора и т.д.
Но подлинное традиционное искусство Китая - Пекинская опера, впервые попало на Мариинскую сцену только сейчас. Два вечера подряд артисты труппы Мэй показывали свое искусство, впечатлив искушенный зал Мариинки не только экзотикой изысканного зрелища Пекинской оперы с ее утонченными "акварельными" пейзажами плакучих ив, рек, пагод, гор, роскошными костюмами из расшитого вручную шелка, гиперболическим гримом лиц-масок, но и высочайшим исполнительским мастерством, достигавшим в отдельные моменты грани опасного для жизни риска. Кода актриса Ван И в роли Бай Сучжэнь - героини героико-романтической "Легенды о белой змее", выходила скользящим, "лунным" шагом на сцену, трепетала шелковыми тканями и грациозными движениями рук, замирала или "взрывалась" голосом, переходя от пения к скороговорке, трудно было даже представить, что она с такой же грацией будет жонглировать мечами, демонстрируя высочайший пилотаж боевого искусства и отбивая руками и ногами летящие со всех сторон клинки. И сестра ее по роли Сяо Цин в исполнении Чжан Шуцзин предстала в спектакле в таких же многообразных ипостасях - девушки с юмором, нежной сестры и ловкой воительницы, молниеносно вступающей в бои с взлетающими в воздух воинами монастыря. Каскады сальто, кувырки, высоченные прыжки, балансировки, трюки, где малейшая неточность - и может снести голову бутафорским мечом - это тот уровень технического мастерства актеров труппы, восхитивший весь зал. Вспомнился, к слову, Джеки Чан, обучавшийся мастерству в школе Пекинской оперы, но так и не попавший в ее труппу. Хотя пластика, трюки, боевые искусства - только часть эстетики Пекинской оперы, суть которой - перевоплощение в существо другого измерения: не жизнеподобного, а символического, рожденного из ритма и настроений музыки - беспокойной "сини" и лирической "эрхуан". В спектакле эти существа-образы, в которые перевоплощались артисты - юноша-олень (Юй Шуай), юноша-журавль (Чжан Сюйжань), волны реки (артисты хора) - исполнялись как маленькие пластические шедевры. Сюжет же оперы о Белой змее только на первый взгляд казался простодушным, повествующим о любви девушки-змеи к аптекарю Сюй Сяню (Бао Фэй) и битве ее за эту любовь с коварным монахом Фа Хаем (Мэн Сяньтэн). К финалу стало ясно, что это мистическая притча о смысле земной жизни, о тех испытаниях, которые закаляют душу человека, о верности сердца - единственной силе, одерживающей победу нал злом. Публика Мариинского театра притчу эту оценила, включившись даже в традиционный зрительский ритуал Пекинской оперы и выкрикивая по ходу действия одобрительное "хао!". Очевидно, что теперь поклонников традиционно китайского искусства прибавится не только в Поднебесной.