В шестидесятые он был бомбой. Вокруг излучающего талант Юрия Григоровича и умудренного художника Симона Вирсаладзе собрались опальный турецкий поэт Назым Хикмет, юный азербайджанский композитор Ариф Меликов, дирижер Ниязи. Из старинной персидской легенды о Ферхаде и Ширин они создали звонкую балетную историю с непростой победой долга над любовью и общественного над личным в густом флере Востока. Танцевали сплошь звезды уровня Плисецкой и Адырхаевой, отчего трехактный экзотический гигант тем более сражал наповал.
Он и сейчас впечатляет. Вирсаладзе суммировал Восток громадной Книгой на пустой сцене и, так уж и быть, лампами - после Аладдина без ламп не обойтись. В Книге можно распознать персидское письмо, распахнувшись, она с первых же тактов ударов литавр высыпает на сцену жителей дворца, обрушивая на зрителя плотный поток действа. Мистик-дервиш спасает от смерти сестру царицы Мехмене Бану, взяв платой красоту царственной. Безобразная Мехмене и выздоровевшая Ширин влюбляются в художника Ферхада, а когда тот предпочитает красивую и пытается с ней бежать, царица наказывает изменника трудом на благо народу: он должен прорубить в скале путь к источнику.
Пряный колорит уравновешен не только скупой сценографией, но и костюмами главных героев. Композитор же делает то, что во время создания балета называлось "творчески переосмыслить" - на кованый ритм "Болеро" Равеля нанизывает расцвеченные подробности.
Да, Юрий Григорович в 1961 году отлично знал, что делать с кордебалетом. Начинал без разбега, из центра сцены, из книги, танцовщики разбегаются вширь и фронтально на зал, так что от этого азиатского покорения пространства впору поежиться. В сильной сцене погони (может, лучшее, что сделал Григорович) хореограф взбивает вихрем бег войсковых четверок и восьмерок, кидает людскую массу на весь объем сцены, заставляя вспомнить устрашающие военные фокусы восточных военачальников. Царица во главе войска шлет воинов вперед знаковым жестом Красса, атакующего Спартака в следующем балете Григоровича. Завораживает сцена жестко. Но...
Невыносимая правдивость этого бытия будто лишает воздуха. Пафос боя литавр и звериная балетная серьезность моментально обесцениваются, когда на сцене появляются обездоленный народ (девушки с кувшинами) или текучая вода (девушки с накидками). Сразу вспомнишь, что "Легенда..." не только новый для шестидесятых формат русского балетного Востока, но и спектакль времен классического балета братских республик с их вереницей "Шурале", "Гаянэ"...
Гениальная прима Светлана Захарова, только что потрясавшая в "Даме с камелиями", так следит за чистотой восточных поз, что не может себе позволить сильных эмоций. В любовном дуэте Ферхада и Ширин (Денис Родькин - Анна Никулина) легкое в затее тремоло кистей смотрится конвульсией, а изящный диалог рук припечатывает пластикой богородской деревянной игрушки. О третьем акте (с народом и водой) в свое время измученные драмбалетом критики писали как о торжестве симфонического танца, лукаво не желая видеть, что почти весь он - демо-версия знаменитых "Теней" из "Баядерки". Словом, этот хороший балет душой и телом принадлежит искусству образованного пролетариата.
Горевать от реконкисты? Да не стоит. Кристофер Уилдон в прошедшей этой весной премьере Ковент-Гарден "Зимняя сказка" по Шекспиру строил действо на смеси минимализма и world music, а хореографию - на классическом европейском балете с оттенком классического индийского танца катхак. История в результате получилась ни разу не цельная, а сплошной мультикультурализм.