Вечер "Читая Шекспира" не значился в официальном, плановом перечне мероприятий ГМИИ, да и происходящее на сцене было далеко от официоза - на сцене царили поэзия, театр, музыка, звучали дружеские речи и поздравления. Отдать должное одному из столпов русского шекспироведения пришли его студенты, бывшие и нынешние, ученики и друзья.
Приглашенные на вечер его организатором и другом юбиляра Михаилом Швыдким, некоторые из них поднимались на сцену читать соответствующие поводу сонеты Шекспира - и не только - а большинство в восхищении внимали:
Пусть опрокинет статуи война,
Мятеж развеет каменщиков труд,
Но врезанные в память письмена
Бегущие столетья не сотрут.
Сергей Юрский начал вечер 55-м сонетом - и то была не декламация, а ненаигранные размышления вслух о вечности, о памяти, об уходящей в вечность жизни. Александр Филиппенко выбрал у Шекспира размышление 121:
Уж лучше грешным быть, чем грешным слыть.
Напраслина страшнее обличенья.
И гибнет радость, коль ее судить
Должно не наше, а чужое мненье.
И это прозвучало горько, резко, с выразительным, быстрым, филиппенковским жестом. "Быть или не быть", спеша поделиться с главным специалистом по Гамлету своими мыслями о переводах великого классика, народный артист России, игравший некогда герцога Бекингема, предложил нам Гамлета сначала пастернаковского и тут же, перебивая себя, - набоковского.
У вечера не было шекспировских рамок, великие артисты поздравляли своего друга и учителя так, как считали уместным. Вениамин Смехов, например, прочел Барташевичу, внуку Василия Качалова, есенинскую "Собаку Качалова" - "Ведь ты не знаешь, что такое жизнь, Не знаешь ты, что жить на свете стоит..." - и всем нам стоило услышать этот дружеский разговор с Джимом, давшему поэту на счастье лапу.
- На зачете Барташевич спросил, смеялся ли я, читая комедии Шекспира, - вспоминал перипетии студенческой жизни Юрий Стоянов. - А я ответил, что в жизни не читал ничего менее смешного. Да, ответил мне Барташевич, читать не смешно - но играть будет о-очень смешно.
Ученики Барташевича поднимались на сцену и группами - и Юрий Стоянов стоял в очереди за Николаем Чиндяйкиным, а поодаль на сцене ждали своей минуты Игорь Костолевский, Игорь Золотовицкий и Авангард Леонтьев. Последний поздравил юбиляра по-мхатовски громогласным и торжественным чтением отнюдь не Шекспира - но коржавинской "Балладой об историческом недосыпе, жестоким романсом по одноименному произведению Ленина" - "Любовь к Добру разбередила сердце им, А Герцен спал, не ведая про зло... Но декабристы разбудили Герцена. Он недоспал. Отсюда все пошло...".
Евгений Каменькович не вышел на сцену сам - но отправил туда актеров фоменковского театра Галину Тюнина и Кирилла Пирогова поздравить Алексея Барташевича прочесть сонет в лицах, и ошеломленный зал проводил блестяще исполненный по-русски и английски скетч овацией пополам с хохотом. А Алексей Маминов из творческой Лаборатории Дмитрия Крымова спел нам что-то из 107 сонета.
Мемуары из жизни Художественного театра сменялись в устах выступавших баснями Эрдмана, анекдоты с экзаменов - рояльными партиями в исполнении народных артистов. В зале одновременно правили бал свобода капустника и высокая шекспировская драма.
А в конце вечера Алексей Барташевич принял из рук Анатолия Смелянского памятный знак - "Золотую чайку" за долголетнее служение художественному театру. И заключил вечер 74-м сонетом:
Мы видели, как времени рука
Срывает все, во что рядится время,
Как сносят башню гордую века
И рушит медь тысячелетии бремя,
Как пядь за пядью у прибрежных стран
Захватывает землю зыбь морская,
Меж тем как суша грабит океан,
Расход приходом мощным покрывая,
Как пробегает дней круговорот
И королевства близятся к распаду...
Все говорит о том, что час пробьет -
И время унесет мою отраду.
А это - смерть!.. Печален мой удел.
Каким я хрупким счастьем овладел!