Естественно, что многие комментаторы обратили внимание на важную цитату из Ивана Ильина: "Кто любит Россию, тот должен желать для нее свободы; прежде всего свободы для самой России, ее международной независимости и самостоятельности; свободы для России - как единства русской и всех других национальных культур; и, наконец, - свободы для русских людей, свободы для всех нас; свободы веры, искания правды, творчества, труда и собственности". Не стану сейчас, как это делали некоторые мои коллеги, сосредоточивать внимание на политических и этических взглядах философа, который, как известно, занимал крайне правую позицию в многообразном пространстве российской эмиграции. Не буду подробно вспоминать и о контексте, в котором написаны приведенные слова. Иван Ильин полагал, что в пору, когда власть в России захватили большевики, нужно забыть о разногласиях и добиваться освобождения русского народа. Бесспорно, у Ильина можно найти немало ярких мыслей, которые интересны и по сей день, даже те из них, которые хочется оспорить. Примечательно, что у русского консервативного мыслителя В.В. Путин выбирает слова, способные напугать любого современного охранителя. Но сказано то, что сказано. Все Послание пронизано духом свободы, для России и людей, в ней живущих. Свободная, сильная, суверенная Россия - наиважнейшее условие свободы для созидательной деятельности граждан - в экономике, науке, культуре, социальной жизни. Кому-то покажется, что все сказанное относится к кругу либеральных или социально-демократических идей, но это справедливо ровно настолько, насколько все цивилизационно ответственные современные общественные течения схожи друг с другом в вопросах человекосбережения.
В отечественной политической практике, а уж тем более в политической публицистике, зачастую весьма свободно обращаются с терминами и понятиями, назначая ни в чем не повинные слова изгоями, чуть ли не подрывающими устои человеческой цивилизации и, конечно, действующей власти. На самом деле наши либералы и демократы не являются таковыми в строгом смысле этих понятий. Равно, как и наши консерваторы, весьма далеки от западных общественных течений, исповедующих консерватизм, классический, социальный или либеральный. Неоконсерватизм ХХ и ХХI столетий - в духе Рональда Рейгана или Маргарет Тэтчер - не предполагает строительства социального жизнеустройства с непомерным бременем взятых на себя обязательств перед гражданами, равно, как и глубокого внедрения государства во все сегменты экономики. В принципе консерваторы, как либералы, в отношении государства придерживаются позиции, некогда точно сформулированной вовсе не консервативным мыслителем Николаем Бердяевым: "Государство существует не для того, чтобы на земле был рай, а для того, чтобы на земле не было ада". Консерватизм не является прямым синонимом национального или религиозного фундаментализма, советской или досоветской ортодоксальности, - защита традиционных гуманистических ценностей и буржуазных устоев, не предполагающая революционного переустройства мира, вовсе не отменяет личных прав и свобод добропорядочных налогоплательщиков.
Консерватизм исторически защищает интересы культуры как совершенного хранителя традиции, устойчивых ценностей, объединяющих народы и нации. В этом смысле естественно, что в центре внимания оказываются институты, оберегающие культурные ценности, сохраняющие великое достояние человечества. Но при всем том, консерватизм вовсе не отрицает развития как такового. Консерваторы являются сторонниками эволюции, которая призвана "отшелушить" все лишнее, отжившее век.
Юбилейные торжества по случаю 250-летия Эрмитажа, заслуженная апология "великого музея великого города" при всем том не стали торжеством охранительных идей. И прежде всего потому, что Эрмитаж - один из самых живых музеев мира, культурный центр, который осуществляет свою миссию в глубинном контакте с меняющимся бытием.
Неслучайно Михаил Пиотровский накануне главного праздника открыл выставку, на которой работы выдающегося английского художника Фрэнсиса Бэкона были помещены в контекст шедевров мировой живописи и скульптуры, - от античности до конца ХIХ века. Гений ХХ столетия, чьи экспрессионистские полотна вызывали восторг и возмущение, черпал свой "безмолвный крик" не только в современной реальности, но и в истории культуры. И эти отражения, эти визуальные рифмы еще раз доказывают, что современное искусство глубоко укоренено в традиции, даже когда пытается преодолеть ее всевластие. Я уже писал о том, что в Санкт-Петербурге, городе торжествующего классицизма, трудно быть модернистом. Но именно здесь, в самом европейском из всех российских городов, оттачивались идеи русского авангарда, здесь формировались художники, ставшие классиками мировой культуры: от Игоря Стравинского до Павла Филонова.
И весьма символично, что в дни празднования 250-летия Эрмитажа в Санкт-Петербурге с успехом прошел Третий международный культурный форум, на дискуссионных площадках которого обсуждались пути развития отечественной и мировой культуры, укорененной в великих традициях прошлого и устремленной в будущее.