Вы ставите комедии все чаще. Вот и театр Et Cetera ждет от вас в новом сезоне комедию. Почему?
Роберт Стуруа: Я как раз хотел предложить пьесу Бернхардта "Лицедей". Очень любопытная, но из нее нельзя сделать комедию. А у меня есть заказ от Калягина именно на такую пьесу, в которой он мог бы продемонстрировать свои клоунские качества. Конечно, он может любой пустяк превратить в важное высказывание. Но мне бы хотелось, чтобы в самом материале была глубина. И я не знаю, что выбрать. Я вообще редко выбираю сам. Мне нужны заказы - как великим художникам прошлого.
Что вам заказали в Тбилиси?
Роберт Стуруа: Только что, впервые после того, как вернулся, я выпустил спектакль на большой сцене по пьесе очень известного грузинского драматурга советского периода "Три женщины ждут спасителя". Вышло что-то похожее на пьесу Беккета "В ожидании Годо": они ждут неизвестно кого, эти девушки, оказавшиеся в рабстве у какой-то неизвестной фигуры. Мы назвали спектакль "Девушки". По-грузински это фонетически и орфографически совпадает со словом "возвышающийся". И это очень важно. Пьеса написана в 1924 г., и в ней предсказано появление такого диктатора, как Иосиф Виссарионович. У меня в спектакле десять женщин рассматривают причины невзгод Грузии, стараются понять, почему она оказалась в духовном тупике.
А Грузия оказалась в тупике?
Роберт Стуруа: Я думаю, что приход Саакашвили был катастрофой для нас. Он здорово сумел обмануть весь мир, выдав себя за демократа. У него было колоссальное лобби по всему миру, которое платило несусветные деньги европейцам и американцам. Сегодня, когда весь мир как на ладони, представить себе, что там не знали об убийствах и криминале, я просто не могу. Саакашвили - это семя Сталина и Берии. Зло ведь мимикрирует и предстает в новых видах. Это было настоящее зло, в чистом виде. Через два года после его прихода к власти я заказал Лаше Бугадзе маленькие одноактные пьесы, срез современной Грузии, всего того, что в ней происходит. Лаша написал 27 маленьких пьес. Я собрал молодых режиссеров и провел жеребьевку. Мне попалась пьеса "Президент", которую я и поставил. Я не выбирал - мы бросили в шапку названия, и мне попалась эта пьеса. Мои друзья Гия Канчели, Гоги Месхишвили меня спрашивали, зачем я это делаю, зачем нарываюсь. Я отвечал, что прекрасно понимаю, к чему Саакашвили ведет нашу страну. Он смог создать такую духовную коррупцию, что люди потеряли всякие нравственные основы - все было позволено.
Каким вы нашли Театр им. Руставели, когда вернулись в Тбилиси?
Роберт Стуруа: Три года, что меня не было в театре, изменили уровень, просто его опустили. В актерах заложено стремление к хаосу. Я был потрясен, как плохо они играли... В мировом театре сейчас тоже происходят какие-то кризисные процессы. Хотя он постоянно находится в кризисе, это его естественное состояние, он не может повторять то, что уже было найдено, стремится преодолевать прежние формы. Сегодня режиссеры все больше становятся драматургами, полными авторами спектакля. Иногда бывает очень интересно, но когда это становится массовым явлением, мне не нравится.
Опасность в том, что я немножко стар. Возможно, от этого я стал более скептичен в отношении новых тенденций. В той же Грузии до сих пор молодые режиссеры ставят, как я. А в России наоборот - здесь все отрицается. Я посмотрел "Лира" Богомолова. Я бы не рискнул назвать это "Лиром", стоило назвать как-то иначе. Наверное, какая-то ломка все-таки необходима. Но, по-моему, существует опасность изменить не формы, нет, но какую-то направленность русского театра. Раньше я всегда ощущал тенденцию продолжения - от Станиславского, Таирова, Мейерхольда, Вахтангова. А теперь - нет. Но, может, из этого варева что-то в итоге сварится, просто еще не готов этот суп.
В Тбилиси вы актуальный режиссер, бесстрашно высказывающийся по самым острым проблемам общества. А в Москве вы чувствуете себя гостем?
Роберт Стуруа: Я как атлант, оторванный от земли. Ностальгия ведь особая у грузин. Как только они выезжают за пределы Грузии, они теряются. Здесь, в России начать говорить так, как я говорю у себя на родине, мне кажется неэтичным. Я постоянно сдерживаюсь, не позволяю себе говорить то, что свободно говорю дома. Потому что я отвечаю за свою страну, своих близких. Какой-то революционный дух во мне постоянно кипит. Ведь я из большевистской семьи. Это мой отец дал Сталину рекомендацию в партию. Потом Сталин его уничтожил. У меня есть воля и готовность говорить с обществом о его язвах. Мне важна и греческая традиция, которая говорит о власти, о судьбе народа. Шекспир тоже об этом думал. Мои порывы укоренены в истории мирового театра, не я это придумал. Но здесь, в Москве, я чувствую себя в укрытии. Я тихо выглядываю, что тут происходит, наблюдаю, заодно размышляю о нас. Если бы я не был здесь главным режиссером, было бы легче. В Москве я не могу руководить. Что-то меня сдерживает. Даже если бы я принял гражданство России, мне было бы легче. Но я не могу. Окончу век на родине.
Разве человек театра - не человек мира?
Роберт Стуруа: Человек мира, но на своей почве. Существуют же эндемики. Вот я эндемик, могу жить там, где рожден, когда меня переносят в другую почву, я не приживаюсь. В России мне помогает только то, что у нас была общая страна.
Время империй, кажется, ушло в безвозвратное прошлое...
Роберт Стуруа: Я согласен с вами. Но насилие для культуры является хорошим состоянием. У нас в 90-е годы, когда были сплошные войны, я поставил больше спектаклей, чем за все мирное время, и у нас постоянно были аншлаги. Было холодно, люди сидели в пальто, мы начинали спектакли в 5 часов вечера, потому что боялись ходить по городу. Есть какая-то тайна в том, что диктатура, насилие дают людям возможность сопротивления через общее эстетическое и эмоциональное переживание.
Вы участвовали в определении планов театра Et Cetera, в частности, в идее пригласить Петера Штайна для постановки "Бориса Годунова"?
Роберт Стуруа: Я предложил Штайну поставить Бюхнера. Его так мало ставят в России. Но он остановился на русской классике.
Вам, кажется, близка немецкая драма?
Роберт Стуруа: Мне вообще очень нравился этот театр, я поставил в Германии несколько спектаклей. Но в последнее время он мне напоминает провинциала, который старается выглядеть современным.
Тогда я понимаю, почему вы чувствуете себя в Москве несколько отчужденно.
Роберт Стуруа: Сижу у себя в маленькой квартирке в театре, потом спускаюсь на репетицию - все. Перед одним из отъездов я зашел в ЦУМ. Купить там подарки для моей многочисленной семьи мне было не по карману, и я зашел наверх, где была выставка Йоко Оно. И там мне вдруг попалась вот эта открытка. С таким вот текстом. "Разумеется, народу не нужна война... Однако политику всегда определяют лидеры, а им втянуть страну в войну проще простого: демократия ли это, парламентская республика, фашистская или коммунистическая диктатура. С голосованием или без него, народ всегда можно заставить делать то, что выгодно властителям. Это дело нехитрое. Все, что нужно сделать, так это сказать людям, что на них напали, и обличить пацифистов в отсутствии патриотизма, а также в том, что они подвергают страну опасности и предают ее интересы..." Это сказал Геринг на Нюрнбергском процессе.