Проект "Читай Россию", успешно опробованный за пределами нашей страны, окажется обращен в самую толщу народной жизни. И - уверен - принесет пользу всем, кто бы что ни нес с книжного базара. Белинского, Гоголя, Донцову, Гранина, Прилепина, Варламова или Глуховского... Сетования о том, что в современной России нет литературы, куда как менее справедливы, чем стоны об отсутствии футбола. Современная русская литература, как и литература на других языках народов нашей страны, отражает уровень национальной рефлексии. Так было всегда в России. И при жизни Пушкина критические заметки могли начинаться словами: "Надо признать - у нас нет литературы..."
Надеюсь, что именно в этом году о литературе, да и в целом, о художественном творчестве удастся поговорить всерьез, избегая любительских оценок и наивных рассуждений о соотношении искусства и реальности. Можно сколько угодно цитировать знаменитые строки о том, что литература в России больше, чем литература, а поэт - больше, чем поэт, - но они не проясняют реального положения вещей. Для выявления твоей гражданской позиции сегодня достаточно социальных сетей. Не более того. Ни к прозе, ни к поэзии это не имеет никакого отношения.
Мы любим вспоминать эпиграф к "Ревизору": "На зеркало неча пенять, коли рожа крива", извлекая из него, как правило, мысль о верности слова жизненной правде. Но зеркальное отражение превращает реальное бытие в бытие виртуальное, неизбежно подменяющее, изменяющее, преображающее течение видимых жизненных процессов. Искусство и литература - это чувственное выражение внечувственного бытия. А потому зеркало, которое писатель располагает над "большой дорогой жизни", всегда обладает волшебными свойствами. Не имеет смысла требовать от произведения искусства житейского правдоподобия. Даже в прозе, которая прикидывается документальной. Литературное творчество (как и любое другое) преображает реальность, вгрызается в нее, сдирая внешние одежды, чтобы пробиться к сути. Ведь мы не требуем от музыкальных сочинений точного соответствия человеческому голосу. Музыка отражает гармонию или дисгармонию космоса, мира вокруг и мира внутри нас. Безграничные права искусства связаны с бытием вовсе не правилами внешнего жизнеподобия.
"Все мы вышли из гоголевской шинели", - эти слова французского критика Эжена Вогюэ, автора книги "Современные русские писатели. Толстой - Тургенев - Достоевский" (М.,1887 г.), которые нередко по ошибке приписывают Достоевскому, отражают не только общегуманистическую традицию русской литературы, но и ее эстетическую дерзость. "Фантастический реализм" Гоголя, Достоевского, Салтыкова-Щедрина не выдержал бы испытания у тех сегодняшних критиков, которые разделяют взгляды А.Х. Бенкендорфа, как известно, рекомендовавшего А.С. Пушкину в его сочинениях не забывать, что "прошлое России величественно, настоящее прекрасно, будущее превосходит самое смелое воображение". Какая уж тут "Шинель", какие "Записки из подполья"? Да и фигура офицера, сходящего с ума из-за страсти к карточной игре, безусловно, искажает светлый образ российского воинства, победившего Наполеона. Считал бы свои слова непозволительно пародийными, если бы они почти текстуально не совпадали с рассыпанными по сегодняшним СМИ рассуждениями о современных фильмах, спектаклях, литературных произведениях.
Искусство всегда искажает действительность, - даже если создает ее возвышенный и светлый образ. Большего искажения действительности, чем художественное творчество, основанное на принципах социалистического реализма трудно себе представить. "Мы рождены, чтоб сказку сделать былью", - какая же тут правда национального бытия?
В романе "Война и мир" Л.Н. Толстой создал собственную развернутую картину Бородинского сражения, которую десятилетиями оспаривают военные и гражданские историки. Но это лишь доказывает, что художественный образ способен вытеснить реальность из общественного сознания, поглотить и пересоздать ее с большей убедительностью и осязаемостью. Этот процесс и называется творчеством. Литература ищет высшую правду и высшие смыслы человеческой жизни, - и потому бежит фактологии. "Там, где заканчивается документ, там я начинаю", - объяснял Юрий Тынянов свой метод сочинения исторических романов. Но так же поступает любой литератор, сочиняющий "прозу о современности". Перечитайте роман "Асам" Владимира Маканина, лучшую, на мой взгляд, книгу о чеченской войне, - и вы убедитесь в моей правоте.
Всякий раз, говоря о русской литературе, ее "всемирной отзывчивости", ее значении в общечеловеческом гуманитарном пространстве, вспоминаю слова Томаса Манна. Любя великие европейские литературы, он выделял русскую литературу ХIХ столетия, называя ее "святой". Святость в отношении к слову, по отношению к тайне человеческой жизни, в конечном счете, отражает ту высшую нравственность русской литературы, которая освещает трудный путь русского человека в истории. Путь страданий, потерь и неумирающей надежды.
И еще чаще вспоминаю В.В. Розанова, который писал о том, что нужна вовсе не великая литература, а великая, прекрасная и полезная жизнь. Но мы ведь русские люди, а потому хотим и великой жизни, и великой литературы.