Можно долго рассуждать о том, проснулась ли в Иньярриту долго дремавшая ирония - или он выработал в себе хороший вкус и чувство меры методом проб и ошибок. Да и какая разница? Ведь "Бердмена" - эту дерзкую и нервную трагикомедию о том, как пленка воюет с бродвейскими подмостками, а смешные парики сражаются со спецэффектами - совсем не нужно анализировать. Ей нужно просто восхищаться. Ингредиентам того же рецепта - исполнителям высшего класса, занятному сюжету и актуальной проблематике - как выяснилось, не хватало всего-то пары приправ. Юмора и здорового сумасбродства.
Главное достоинство обвешанной наградами ленты - ее, как бы банально ни звучало это слово, кинематографичность. Фильм Иньяритту - редкий в наши дни образец, который можно, грубо говоря, "потрогать руками". Где-то он, пожалуй, и позволяет себе опираться на книжные каноны (недаром важную роль в фабуле сыграл рассказ американского писателя Раймонда Карвера), а где-то - на театральные - и это еще более объяснимо: весь сценарий выстроен вокруг попыток бывшей звезды идиотской экшн-фантастики поставить серьезную пьесу. Но по своей фактуре эти два часа - стопроцентное кино. Оно разговаривает с аудиторией, прежде всего, на языке изумительных визуальных ходов. Чья это заслуга? Конечно же, оператора. За последние годы мы привыкли к красивой картинке лишь в статике (да и то, как правило, в унылом арт-хаусе), но Эммануэль Любецки доказывает: нужно, как минимум, повременить с похоронами динамической съемки. "Бердмен" прорисован по хичкоковским канонам - единым, бесшовным проездом камеры через все повествование, а "монтажные склейки", если и есть, то замаскированы эстетически безупречными "перебивками". И это при том, что его ритм постоянно меняется от неспешной разговорной драмы со звуковым сопровождением Чайковского и Шуберта до чуть ли не триллера, замешанного на эксцентрике, - с фоном бодрых джазовых битов.
Между тем при кажущейся неоднородности и даже разножанровости (а каким еще можно представить фильм про артиста в крутом пике творческого кризиса?) картина Иньярриту вышла удивительно цельной. Он рассудителен ровно настолько, чтобы не быть хоть на йоту нравоучительным и нудным. И смешон - в диапазоне от прысканья в кулак до гомерического хохота - но ни разу не опускается до пошлого манипулирования зрительским весельем: от этого воздерживается даже прекрасный комик Зак Галифианакис. Тут можно провести параллели с создателями примерно десятка современных шедевров - братьями Коэнами: грех не вспомнить их замечание о греческих трагедиях и комедиях, до сих пор определяющих все кинематографические постановки. Высокий и низкий стиль тут сочетаются столь органично, что в иной момент нетрудно растеряться - смеяться ли от абсурдности некоторых ситуаций, плакать ли от сочувствия к персонажам, в эти ситуации угодившим. Авторы "Бердмена" ухитрились виртуозно обыграть даже, казалось бы, навязший в зубах прием c расстройством личности. Герой Китона не занимается самокопанием на тему умерших близких или потерянной юности, как это часто бывало в "психологических" блокбастерах, так или иначе перевирающих задумки "Соляриса" Тарковского. Вместо этого Ригган Томпсон со вкусом взрывает лампочки методом телекинеза, устраивает в Нью-Йорке локальный армагеддон, а то и вовсе изящно парит над улицами "Большого Яблока" после одиночной попойки.
Сложно проигнорировать и толику автобиографичности в этом повествовании. Не для режиссера, а для исполнителя главной роли. Поколение девяностых наверняка помнит прекрасные экранизации комиксов о "Бэтмене" Тима Бертона. В те годы Майкл Китон был натуральной звездой, хотя особого актерского таланта от фигуры в дурацком ушастом костюме не требовалось. По остроумной режиссерской задумке, лысоватый мужчина возрастной категории "за шестьдесят", внезапно оказавшийся великолепным артистом, теперь вынужден играть посредственность с огромными амбициями. И, вместе с тем, абсолютно понятным нежеланием подстраиваться под современные представления о величии. Ригган напрочь отрицает Twitter, Instagram, не считает просмотры роликов на YouTube - и чертовски симпатичен в этом ретроградстве. С другой стороны, вся эта старомодность в большей степени продиктована эгоизмом и нарциссизмом. О них, в принципе, и рассказывает "Бердмен", лихо выставляющий любителя метода Станиславского - Эдварда Нортона - в анекдотическом свете и одинаково больно пинающий самовлюбленных деятелей искусства и желчных критиков - не менее самовлюбленных мастеров клише и шаблона. И быть бы всему этому гротескным высказыванием мизантропа, если бы не трогательная любовь Иньярриту к своему герою - самовлюбленному и не слишком-то одаренному, зато искренне и мучительно рефлексирующему сукину сыну. Для "Бердмена" в этой связи сочинили отличный подзаголовок - "Неожиданное достоинство невежества". Ну а мы бы предложили еще один, хоть и не нами придуманный. "Повесть о настоящем человеке".