Кублановский начал с собственной биографии. Поэт родился в семье актера и преподавательницы русской литературы. Первые стихи написал подростком. Затем выступающий кратко коснулся основных вех своей жизни - учеба на отделении искусствоведения исторического факультета МГУ, создание литературного объединения "Смелость, Мысль, Образ, Глубина", работа экскурсоводом в музее на Соловках, знакомство с Андреем Вознесенским и Иосифом Бродским, участие в самиздатовских журналах, в том числе, в неподцензурном альманахе "Метрополь", обыск на квартире и, в конце концов, эмиграция.
"Моя жизнь - это триптих, - признается Кублановский. - Первый период - это жизнь при советской власти. Непростое время, но немало значащее для становления моего внутреннего мира. Затем - эмиграция. Я должен был уехать в США. Благодаря знакомству с Бродским, мне уже было приготовлено там место преподавателя. Но в Штаты уезжать не хотелось, в первую очередь, потому, что оттуда было непросто вернуться. Я остановился в Париже - из Европы будет проще возвращаться на родину. Третий период - литератор у себя в России".
Кублановский считает себя "литературным изгнанником", как справедливо называл эмигрантов Василий Розанов. И уехать из страны когда-то он был вынужден именно по политическим соображениям, а не экономическим, за более сытой и благоустроенной жизнью. Нажить какое-то благосостояние - этого и в мыслях не было.
За границей он получил письмо от Солженицына, в котором автор "Одного дня Ивана Денисовича" предсказывал возвращение поэта на родину через восемь лет. Пророчество сбылось: в 1990-м году Кублановский вернулся.
"Приехав, я почувствовал себя одиноким маргиналом, - продолжает Юрий Михайлович. - Общество было разделено на два враждебных лагеря - одна часть испытывала ностальгию по сталинизму, а вторая - либеральная демократия, нахватавшаяся западных ценностей". В эти годы, наверное, сформировался окончательно жизненный девиз Кублановского - не примыкать ни к какому лагерю, идти своим собственным путем и хранить внутреннее ощущение свободы. "Именно это и обрекает меня на одиночество", - констатирует, как факт.
Сейчас, по словам Кублановского, общество также разделено на два непримиримых лагеря - это доказывают отклики на выходку Pussy Riot, и реакция на присоединение Крыма и события в Новороссии. "Сейчас я потерял тех друзей, которых сохранил в 90-е, - говорит Кублановский, искренне удивляясь. - Как можно ненавидеть человека только за то, что он как-то не так относится к политическим проблемам?!".
Были ли годы эмиграции потрачены зря? По словам поэта, эмиграция все-таки стала периодом по-своему плодотворным: "Я познал механизмы становления западной цивилизации, не навредил своей душе и вовремя вернулся".
Больше всего вопросов из зала касалось преподавания современной литературы в школе. По мнению Кублановского, в школе необходимо изучать писателей второй половины XX века - Арсения Тарковского, Давида Самойлова, Александра Солженицына, Василия Аксенова, особенно, его "Остров Крым". Но в первую очередь, классиков: "В классической литературе больше духовного пафоса, чем в современной. Без чтения русской классики немыслим русский человек. Но открытым остается вопрос, смогут ли шестнадцатилетние-семнадцатилетние понять современных авторов, Пригова, Сорокина и других. На этот вопрос я не берусь отвечать".
"Вы не пробовали писать за границей на иностранном языке?" - спросил кто-то. Кублановский ответил отрицательно и объяснил: "Писать на другом языке - невозможно. Мы знаем опыты Пушкина и Тютчева на французском. Бродский при своем хорошем знании английского языка, в поэзии на этом языке мог только экспериментировать, не больше. Поэзия - это не просто словесная вязь, это выражение духовного мира человека, который тесно связан с родным языком. По речи человека я могу определить, что у него на душе. Писать на чужом языке бессмысленно".
Напоследок Кублановский посоветовал молодому поколению читать стихи, как можно больше и чаще. Пусть даже для этого придется пробираться сквозь сложную структуру стиха. Или вникать в загадочную вселенную поэта.
Я глазам-ушам не верю,
Важные люди, целые государство превращаются в неуемных шавок, лающих на Россию,
Отстоявшую бухты Крыма, современников, память сердца,
День последнего своего монарха.
Если б мне такое в восьмидесятых напророчил кто-нибудь,
Я, пожалуй, у виска покрутил бы пальцем,
Только во мнении своем укрепившись…