Споры о модернизме и постмодернизме пусть доводят до конца культурологи, о "шестидесятничестве" поклонники, но вот, мне кажется, не стоит сомневаться в том, что первыми настоящими зрителями Тарковского были "семидесятники". Поколение куда более подспудное, без наркотической страсти к публичности, без неразборчивой сексуальной свободы, любившее сходиться не на стихи в Политехнический, а на лекции Мамардашвили и фильмы Тарковского. На то, что не всякому понятно.
Эта претензия на избранность сплела поколение со взглядом вовнутрь и возведением внутренней жизни и долгих переживаний ну если не в культ, то в главное измерение человеческого существования.
Печаль, ностальгия, поиски утраченного времени, травмы непоправимых потерь, живой ток истории и рождение искусства, дружба, выпивки, неизменно хранимая по углам души доброта - это все бусы из рассыпавшегося монисто моды и культуры поколения 70-х. Герой фильма "Исчезновение Созополя" болгарского режиссера Костадина Бонева, примерно такой психологической выделки человек, отправляется в маленький город, где прошли его детство и молодость, и чье имя читается в Болгарии как обозначение места, куда сбегают для полной свободы. Не хиппиозной - обычной, личной, в крайнем случае на нескольких друзей и любимых девушек.
Он отправляется в свое прошлое, чтобы под десять бутылок водки в холодильнике, скрип ступенек в старом доме и плеск моря перебрать все узлы потерь - брата, любимой женщины и рассчитаться, наконец, с собой по гамбургскому счету. В расчет вмешиваются срочно собирающиеся - для разговоров и скорой душевной помощи - друзья и даже, так уж вышло по сценарию, потусторонние силы, тоже, впрочем, персонифицированные.
Герой ведет диалоги с собой, друзьями и силами, вспоминает прошлое, пьет водку, что-то понимает. Город, залив, дождь, грубые стены старых домов, широкие подоконники так красивы, что понимаешь, что дом и родина - это вселенная.
Герой пьет, умно разговаривает, спрятанно страдает, и в конце концов дожидается любимой. Вопреки известным бардовским мудростям наших 80-х ("Разве женщина придет? А если даже и придет, увы, другая") женщина приходит. Может быть, на два дня, а может быть, навсегда.
Ветры самых разных эстетических впечатлений - от "Мужчины и женщины" Клода Лелуша до "Острова" Павла Лунгина - просквозили этот фильм, в общем, кажется, не испортив авторского замысла и языка. Сюжет взят, увы, из женского романа, хоть и не в пугающе масскультовском изводе этого жанра, но все-таки (и у автора, видимо, не было возможности от него ни отказаться, ни радикально изменить). Мистика отдает целлофановым фокусом. Но великолепны диалоги, написанные в том числе и режиссером и несущие редкое сегодня осознание и психологическое присвоение - с умом и юмором - еще зябкого для постсоветских людей нового опыта жизни - почему нам всегда не хватает денег, почему Вена не для нас, в отличие от Созополя, а все наши "венские претензии" смешны, почему мы любим чай из чая, а не из 17 трав с 17 минутами обдумывания шансов каждой травы на попадание в нашу чашку.
Молодая соседка по зрительному залу, долго поаплодировав, сказала мне, что фильм ей не понравился. Мол, это нечто для канала 'Россия", который, как известно, не лучшая заводь для артхауса. А я, укушенная как раз чем-то поколенчески близким, а стало быть культурно знакомым, подумала, что для меня это как мелодия с забытой танцплощадки, как полудружеский поцелуй. Ну да, может, и слегка показной. И с накрашенными губами... Но поцелуй.