Отвлекаясь от идеологической предвзятости, с которой воспринимаются все действия России, попробуем понять, почему единый фронт борьбы с "Исламским государством" не складывается, хотя никто не спорит, что он жизненно необходим. Существует ряд базовых разночтений - декларированных или не вполне.
Во-первых, к проблеме ИГ по инерции применяется категория терроризма, соответственно, все говорят об антитеррористической кампании. Это не самое удачное определение. Оно отсылает к событиям начала 2000-х, когда всемирная борьба против терроризма, объявленная администрацией Буша, по сути, стимулировала процессы, кульминацией которых является нынешний хаос. К тому же в лице ИГ мир если и имеет дело с терроризмом, то качественно нового типа и уровня. Исламисты под предводительством аль-Багдади фактически выступают тараном по разрушению всей институциональной структуры Ближнего Востока, претендуя на переустройство не только идейное, но и государственно-политическое.
Как бы то ни было, ИГ заслуживает того, чтобы против него принимались самые что ни на есть серьезные меры с использованием всего арсенала средств, которые имеются у государств. Запад продолжает скорее видеть ИГ сквозь призму привычных представлений по борьбе с терроризмом, в то время как Россия склоняется к действиям, которые обычно свойственны межгосударственным войнам.
Во-вторых, не совпадает восприятие того, каковы, собственно, перспективы Сирии в том формате, как это государство существовало до сих пор. Фиксация Запада на фигуре Башара Асада исходит из того, что ключевым вопросом остается, кто будет управлять будущей Сирией. Отсюда и придание первоочередного значения переговорам о разделе власти с оппозицией, возобновления женевского процесса и т.д.
Россия, как известно, женевский и московский процесс поддерживала, хотя и со своих позиций, но сейчас, судя по всему, пришла к убеждению, что есть гораздо более острая проблема. А именно - что вообще останется от той Сирии, что была раньше. Фактическая фрагментация страны на зоны контроля (или бесконтрольности) произошла, и представить себе воссоздание прежней государственности трудно. То есть вопрос теперь в том, где удастся закрепиться, чтобы остановить продвижение ИГ.
Понятно, что тема власти в переформатированном образовании, как бы оно в дальнейшем ни называлось, все равно встанет, и делить ее придется, но прежде надо понять, что именно сохранится. Что же касается текущего момента, то в Москве небезосновательно полагают, что коалиция в условиях массированной внешней атаки хороша только тогда, когда разные силы, отложив на время разногласия, искренне объединяются против общего врага. Сирия - не тот случай, и со стороны власти, и со стороны оппозиции степень упертости близка к абсолютной. А силой принуждать к сотрудничеству в такой ситуации (теоретически внешние игроки могут попытаться) значит обрекать коалицию на быстрый крах с понятным результатом - воцарение в Дамаске того же ИГ.
Насколько, несмотря на перечисленные несовпадения, возможно достижение согласия между ведущими игроками о совместных действиях в Сирии? Потоки беженцев в Европу и полная неспособность что-либо с этим сделать довольно быстро меняет общественные настроения в Старом Свете. Теперь уже в пользу того, что остановить происходящее надо почти любой ценой и вне территории Европы. Американская позиция диктуется клубком разных мотивов, но в целом перестала быть монолитной. Публичные заявления и реальные воззрения не вполне совпадают. А противодействие Москве определяется не столько желанием убрать Асада, сколько опасениями, что Россия слишком уж укрепит свои позиции в регионе. Но это вопрос рационального баланса интересов, что всегда проще решить (хотя все равно очень сложно), чем когда дело касается идеологических предпочтений.
Понятно, что, инициируя кампанию против ИГ и глубже вовлекаясь в ближневосточную интригу, Россия рискует. Помимо угрозы материальных и особенно человеческих потерь, которую нельзя не осознавать, особенно с учетом того, какому поистине бесчеловечному врагу придется противостоять, всегда есть сомнения относительно достижимости цели. Никаких гарантий успеха нет, тем более с учетом очень запутанной ситуации на месте, где все воюют со всеми и наносят друг другу удары в спину. Российское общественное мнение должно быть готово к разным сценариям.
При этом, надо признать, решение более активно участвовать в сирийской баталии вытекает из всей предыдущей линии России. В международной политике традиционно ценится действие, а не критика со стороны, именно оно приносит очки и повышает статус. Хотя может случиться и обратное, но без риска "Большой игры" не бывает.