Воистину шотландская история, послание которой вне времени и вне пространства, в этот раз настойчиво обращает на себя внимание местом действия. И дело даже не в изысканной операторской работе, изящно обрамившей торжественную и суровую природу шотландских предгорий, где границы между миром живых людей и миром духов зыбкой мшистой дымкой проходят по следам росы на рассвете. Шотландия на распутье, раздираемая внутренними противоречиями, это не только Шотландия средневековья, это Шотландия периода съемок картины, в 2014 году, стоявшая перед жизненным выбором огромного масштаба - референдумом о выходе из состава Соединенного Королевства. Но нет, магические чары сыграли свою роль - горе-великан Макбет так и остался пленен в стране, его породившей.
Выбор Майкла Фассбендера, любимца публики и кинокритиков, на роль Макбета, оказался неожиданно удачным. Наполовину немец, наполовину ирландец, а по семейной легенде еще и потомок ирландского революционера Майкла Коллинза (по материнской линии) со всей страстностью, присущей кельтам, сумел очень точно воплотить бескомпромиссный характер главного героя на экране. Шон Харрис, пламенный почитатель системы Станиславского, смог создать непостижимый по силе и напряжению образ доблестного Макдуфа, а Пэдди Консидайн - беззаветно преданного Макбету Банко. Эта характерная ирландская троица сумела прожить на экране целую жизнь и испить чашу ее испытаний до дна, не чураясь насмешливого прищура соглядатаев. Подобная беззаветность и открытость в принципе недоступна холодному и вечно все высмеивающему гению англов, в пароксизме экзистенциальных переживаний способного разве что на ядовитые переживания Гамлета, и то - облаченного в датские латы.
В фильме присутствует еще один геополитический треугольник, добавивший пикантности повествованию: помимо Англии и Шотландии, ставшими на время ситуативными союзниками, нам явлена Франция - неизбежный интересант и негласный участник противостояния некогда католической Шотландии и протестантской Англии. Она тут - в лице Марийон Котийяр, блестяще справившейся с ролью леди Макбет.
При всей нескромности съемочной команды, поставившей Шекспира на третье место среди сценаристов в титрах, режиссер остался верен тексту трагедии. Фонетическое чутье не раз подводит Фассбендера, но на его фоне обезличенный английский Котийяр воспринимается вдвойне выигрышно. Ведьмы весьма отдаленно похожи на свои прообразы, в чем-то смахивая на банши из кельтского фольклора, в чем-то - на скандинавских прорицательниц - вёльв. Вообще, связь шотландцев с наследием викингов режиссером подчеркнута не раз - и в сцене похорон малолетнего сына Макбета, где символичная гробница-пирога подвергается сожжению, и в ошеломляющих ландшафтных полотнах, напоминающих Исландию, и в музыкальном оформлении, где вводящие в состояние транса трубные гласы в сочетании со звучанием варгана цитируют приемы исландского кинематографа.
Фассбендеру вполне удалось макбетовское хождение по мукам - из доблестного прямодушного рыцаря он на глазах превращается в беспощадное существо, чей разум "полон скорпионов". Один раз предав свои идеалы и замарав себя кровью, он перечеркнул самое себя, после чего следуют агонизирующие метания в попытке понять, как он пришел к такому предательству, как позволил привить его себе извне. Когда Макбет склоняется над своей женой в спальне и рассказывает ей о своих планах и взглядах на мир, мы вместе с леди Макбет ужасаемся чудовищу, явленному на свет бесчестным преступлением.
Впрочем, преступления бывают разные. К наиболее неоднозначным сценам фильма относится режиссерский ход с монологом леди Макбет по получении письма от мужа - он становится заговором и воззванием к потусторонним силам в здании деревянной церкви. В церкви же, по прибытии, супружеская пара вновь, так сказать, упрочивает свой матримониальный союз. В свете изображенного безумие Макбета приобретает еще оттенок воздаяния за совершенное им и его женой святотатство. Леди Макбет же, чуть ли не бесполое инопланетное существо, подобное женским образам елизаветинской эпохи, влачит безрадостное существование, отчего ее скудный ум толкает ее на соблазн мужа потенциальной властью. Однако к ней режиссер благосклонен. Как мать - несостоявшаяся мать - она с ужасом взирает на умерщвление семьи Макдуфа, переживая катарсис, уходя из жизни раскаявшейся.
Особенно же интересен некий юношеский персонаж - то ли и впрямь один из сыновей Макбета, безвременно сложивший голову на поле брани, то ли призрак, сгусток мучительных мечтаний о взрослом сыне, соратнике и продолжателе рода. Он присутствует на поле боя, будто посланный ведьмами, он становится собеседником протагониста в поворотные моменты его существования. Его - потом уже незримым - присутствием проникнуты все сцены. Герои все время чувствуют, что они не одни. На них всегда взирает их собственный страх. И только у Макбета он овеществлен. В юноше. Или… быть может все же это посланник Гекаты, сознательно выводимой режиссерами за пределы актерской игры согласно сложившейся традиции, дабы не поминать всуе богиню преисподней, которая начинает сама править бал, ежели дать ей слово? Как бы то ни было, в последних кадрах жизненные пути сына Банко, совсем еще юного претендента на шотландский престол, и короля английского грозят схлестнуться в ближайшем будущем. Неужто и вправду "волшба приносит жертвы Гекате бледной"?
5