Оттого и персонажи той же "Иронии судьбы" до сих пор как родные не только поколению шестидесятников со всей их любовью к Цветаевой и Ахмадулиной, иронией в отношении инженерно-технических работников и культом маленького приватного мира (наконец-то хотя бы личная жизнь перестала быть делом коллективным - людей расселили из коммуналок в отдельные квартиры в новых районах), но и людям, родившимся значительно позже них.
Помимо остроумной актуальности в "Иронии судьбы" есть и то, что встраивает ее в ряд наших классических произведений из смежных областей культуры. Это кино одновременно и про "маленьких", и про "лишних" людей, которые ищут спасения от холодного и пропитанного официальной фальшью окружающего мира на крошечном пространстве своих кухонь. И кто скажет, что это история только про 70-е годы прошлого века, а не про любые другие времена, да хоть бы и нынешние?!
"Ирония..." очень точно схватывает ощущение той тоски, которая имеет свойство накатывать почти на любого русского человека посреди веселого застолья - а в Новый год, с его традициями марафонского празднования, этот момент наступает неотвратимо.
Как истинный гуманист Рязанов не превращал этот момент в карикатуру, но, впрочем, и не особенно приукрашивал - та непередаваемая интонация, с которой Лукашин произносит знаменитую фразу про заливную рыбу, объясняет суть празднования куда лучше тысячи слов.
С "Карнавальной ночью" история совсем иная. Первый большой фильм начинающего режиссера, ходившего в любимцах Пырьева, должен был стать очередной лакированной музыкальной поделкой - будто на дворе не 50-е, а суровые 30-е, когда вернувшиеся из Америки ученики Эйзенштейна начали прививать на советскую почву образцы американского комедийного жанра. Меньше жизни - больше бравурности: в духе "я другой такой страны не знаю...".
Рязанов, уже тогда отказывавшийся фальшивить ради угоды идеологии, поначалу вовсе отказывался снимать новогоднюю музыкальную комедию. Но когда Пырьев не оставил ему иного выхода, он с совершенно блистательным азартом принялся превращать изначально кондовый замысел праздничного новогоднего киносалата в живое и искреннее кино про борьбу с системой. Систему, разумеется, олицетворял товарищ Огурцов, всюду видевший крамолу и пытающийся затоптать все ростки живого.
"Карнавальная ночь" стала едва ли не первым фильмом, пробившим брешь в насквозь идеологизированном кино, которое советская власть всегда воспринимала как важнейший элемент воспитания нового человека.
Рязанов же снял настоящий "праздник непослушания", жизнеутверждающий фильм о том, что настоящее и живое всегда победит замшелую мертвечину - и оказался первой ласточкой целого поколения величайших режиссеров, пришедших в кино в период хрущевской оттепели.
И до сих пор в Новый год мы разрываемся между двумя его шедеврами, потому что один дарит нам ни с чем не сравнимое обаяние молодости, побеждающей за счет своей искренности, а другой указывает путь спасения от пошлости и лицемерия.
31 декабря 2015 года мы в очередной раз включим телевизор и непременно наткнемся на Людмилу Гурченко, поющую песню про пять минут, или Барбару Брыльску голосом Аллы Пугачевой исполняющую романс на стихи Цветаевой. И это будет первый раз, когда придумавшего их человека не будет с нами. Но и полвека, и век спустя с экранов телевизоров (или что там будет вместо них) на нас будут смотреть глаза Жени Лукашина, Нади и Ипполита... Именно так и приходит бессмертие.
Эльдар Рязанов