10.03.2016 00:05
Культура

Почему юная художница посвятила себя иллюстрированию Карамзина

Художница Юлия Леонычева с 17 лет работает над иллюстрациями к "Истории государства Российского"
Текст:  Дмитрий Шеваров
Российская газета - Неделя - Федеральный выпуск: №50 (6918)
Юля - удивительно светлый человек. Беседуя с ней, невольно вспоминаешь чеховскую фразу (когда-то избитую, а ныне совершенно забытую) о том, что "в человеке все должно быть прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли..." И еще думается: как повезло детям, которые учатся у нее.
Читать на сайте RG.RU

Юлии Леонычевой - 25 лет, она преподает в московской Тимирязевской детской художественной школе, которую и сама не так уж давно окончила. Юля - выпускница Московского университета печати имени Ивана Федорова. Ее дипломной работой были иллюстрации к "Истории государства Российского", и это само по себе стало событием. Ведь к этому произведению русской классики художники обращаются очень редко. А чтобы проиллюстрировать все тома "Истории...", нужна не одна, а несколько жизней. Кроме того, русская средневековая история столь трагична и сложна, что только зрелый мастер способен выдержать сопротивление такого материала.

А Юле было семнадцать, когда она взялась за карамзинскую "Историю..."! Публика впервые увидела ее работы (цветные литографии) два года назад на выставке в Центре полиграфических искусств "Печатный двор Ивана Федорова".

Карамзин в цвете! Это первое, что поразило многих в работах Юлии Леонычевой.

Россияне назвали самых выдающихся писателей

Флоренский называл иконопись "богословием в красках", а у вас - "история в красках"...

Юлия Леонычева: У каждой эпохи есть своя палитра, своя гамма... Красный - цвет военных испытаний и страданий, а синий - небо, Покров Богородицы, простор...

Почему из всей русской и мировой литературы вы выбрали Николая Михайловича Карамзина?

Юлия Леонычева: Так получилось, что не я выбрала Карамзина, а мой учитель народный художник России Борис Аркадьевич Диодоров. Это было в 2007 году. Тогда я только поступила в институт, но Борис Аркадьевич решил, что я справлюсь. Дал мне прочитать избранные главы "Истории государства Российского"...

Язык великого историка не был для вас препятствием? Многих ваших ровесников не уговоришь читать Карамзина...

Юлия Леонычева: Напротив! Карамзин мне очень понравился. Я читала запоем, не чувствуя никакой архаики.

И вы не испугались браться за иллюстрации к такому грандиозному произведению?

Юлия Леонычева: Нет, не испугалась. Мне было интересно. Вообще, Карамзин для меня - неслучайная случайность. На первом курсе у нас был невероятно строгий преподаватель по истории Отечества. Он заставлял нас переписывать от руки исторические памятники. У нас были целые тетрадки, заполненные конспектами древнерусских летописей. И вот когда пришло время выбирать тему курсовой работы (нам надо было выбрать любое классическое произведение и проиллюстрировать его в определенном стиле), я решила попробовать иллюстрировать "Повесть временных лет" в стиле русской иконы. Увидев эти иллюстрации, Борис Аркадьевич и посоветовал мне Карамзина.

Мне уже тогда нравилась русская икона - цвета, композиция. И вот я читала Карамзина и заходила в древние московские храмы, расписанные фресками от пола до потолка. И поняла, какими должны быть иллюстрации к Карамзину - иконописными.

Диодорову не показалось странным такое видение карамзинского текста - через призму иконописи?

Юлия Леонычева: Борис Аркадьевич понял и принял мой выбор.

А другие педагоги как отнеслись?

Юлия Леонычева: В какой-то момент они взбунтовались: просили меня одуматься, говорили, что мне надо рисовать картинки про любовь... Но Борис Аркадьевич меня защитил. Он отправил меня к своему другу, замечательному книжному графику академику Николаю Львовичу Воронкову, который работал тогда в Суриковском институте. Николай Львович стал помогать мне воплощать эскизы в литографии.

Напомню нашим читателям, что в литографии рисунок процарапывается на камне, а потом отпечатывается на бумаге. Эта техника тяжела в самом буквальном смысле: литографские камни не всякий мужчина согласится ворочать...

Юлия Леонычева: Наш печатник Виктор Николаевич Комаров, к счастью, соглашается.

Кто вам ближе из деятелей русской истории, кто симпатичнее?

Юлия Леонычева: Ярослав Мудрый. Он был государем-книжником. Очень любил книги, сам их переписывал, переводил.

Карамзин помогает вам понимать сегодняшний день?

Юлия Леонычева: Он помогает мне спокойнее смотреть на происходящее. Столько всего уже было пережито нашей страной, и люди не отчаивались...

Когда вы работаете, то рассчитываете на восприятие прежде всего своих ровесников?

Юлия Леонычева: Я не думаю о том, для кого я это делаю. Делаю, потому что не могу не делать. Раз так происходит, то, значит, кому-то нужно.

А вам не бывает обидно, что художники, которые работают в более быстрых техниках или занимаются дизайном - они скорее достигают и материальной успешности, и известности...

Юлия Леонычева: Нет. Абсолютно нет. То, что я взялась делать, очень созвучно какому-то моему внутреннему существу. Мне не хочется легковесного. Меня тянет к чему-то мастеровому, к тому, что надо делать долго. Мне нравится само нахождение в этом небыстром деле.

Какие издательские перспективы у вашей работы в год 250-летия Карамзина? Когда их можно будет увидеть в книге?

Юлия Леонычева: Есть идея рукотворной книги, куда вошли бы оригинальные оттиски. Но их будет всего двадцать экземпляров.

Ну это скорее для коллекционеров.

Юлия Леонычева: Мне бы очень хотелось, чтобы моя работа пришла ко всем, кто любит русскую историю, к школьникам. Но пока этот вопрос остается открытым.

Издательства молчат?

Юлия Леонычева: Пока молчат, но почему-то надеюсь, что все будет хорошо.

Во время работы над Карамзиным вы оглядывались на историю своей семьи?

Юлия Леонычева: Когда начинала - не оглядывалась, а сейчас терроризирую расспросами бабушку с дедушкой. Оказалось, что мой прапрадед по папиной линии Дмитрий Федорович Копытин был священником. А стал он им, очевидно, неожиданно для себя самого. Дело в том, что в 1905 году в Москве, во время столкновений молодежи с полицией, он был тяжело контужен, у него отнялась одна сторона тела, и он сказал себе: если выживу, то посвящу свою жизнь Богу. Он выжил, окончил семинарию, и его направили в Дмитровский уезд. Он служил в селе под Дмитровом и в революцию, и во время Великой Отечественной... А много лет спустя, когда меня маленькую принесли в храм крестить - это была Церковь Введения Богородицы в деревне Очево, - то оказалось, что это тот самый храм, где служил прапрадед!

Живопись