- Павел Алексеевич, расскажите, каким был 2015 год и чем он отличался от других лет.
Астахов: К сожалению, снова увеличилось число несовершеннолетних, ставших жертвами преступных посягательств - больше 102 тысяч. Еще два года назад эта цифра была на 13 тысяч меньше. Я думаю, что причина, в том числе, заключается в агрессивном информационном фоне, в войнах, о которых сообщают по телевизору, в терактах по всему миру, о которых пишут газеты. C этим связано и то, что стало больше случаев, которые поражают своей жестокостью - как, к примеру, преступление Белова, который убил свою беременную жену и шестерых детей.
- Что изменилось в вашей работе в этом году?
Астахов: Мы продолжаем оказывать гуманитарную помощь. Мы сохраняем уровень эффективности работы с обращениями. И это притом, что за год их число увеличивается, примерно вдвое. Из того, что поменялось в нашем подходе - это работа с социальными сетями. Жизнь разнообразнее бюрократической схемы "обращение-рассмотрение-ответ". В день я посылаю 20-30 сообщений своим сотрудникам со скриншотами групп, которые создаются в поддержку конкретного ребенка. Выясняем, что за ребенок, какая помощь требуется, определяем в больницу. Вот, например, Боря Ставицкий - несколько групп было, которые собирали деньги на операцию в Израиле. Даже мама не знала о том, что эти группы есть. В результате его прооперировали у нас, бесплатно, по страховке. И основная проблема таких историй не всегда заключается в сборе денег на операцию за рубежом, а в том, чтобы правильно оформить все документы, потому что и специалисты, и техника, и возможности у нас есть.
- В 2014 году вы начали вести личный прием граждан во время своих региональных поездок. Продолжили в 2015?
Астахов: Почти в каждом регионе уполномоченный по защите прав ребенка регулярно, несколько раз в неделю, ведет личный прием граждан. Но все равно некоторые истории выходят на федеральный уровень, когда все региональные власти отказали. Перед каждой командировкой мы их собираем, и я приглашаю на личный прием этих людей. Рядом со мной сидят министр здравоохранения, министр соцзащиты, министр образования. Для них отказать в присутствии Астахова неудобно. И я счастлив от того, что хотя бы своим присутствием помогаю людям добиться встречи и быстро решить свой вопрос. Проблему с жильем для детей-сирот, со здоровьем, с дошкольными учреждениями.
- Сколько граждан попали на прием к Астахову в минувшем году?
Астахов: Больше сотни. Это небольшая цифра, но это ровно те случаи, которые мы выбираем, которые по какой-то причине не могли быть решены на приеме у регионального уполномоченного.
- Какие лица и истории вам запомнились?
Астахов: На приемы часто приходят с детьми, грудными или старшего возраста, которые нуждаются в срочной медицинской помощи. И для любого нормального человека очень болезненно видеть страдающего ребенка, которого почему-то не могут вылечить, или не могут оказать квалифицированную помощь. В Новосибирске была история, когда девочку не могли направить на пересадку почки потому, что потеряли документы, когда пересылали их в Москву. Я тогда поручил нашей уполномоченной лично пройти и заново собрать все документы. Поражает, как в людях находится черствость и невнимательность перед ребенком, которого надо спасать, который сам себя не может защитить.
- Какое еще направление своей работы в 2015 году вы бы отметили?
Астахов: Быть может, скажу не самую очевидную вещь, но одаренные дети - это тоже уязвимая категория. У нас закрываются библиотеки, если в школе есть хоть один кружок - это уже хорошо. А я помню, как в детстве занимался мягкой игрушкой, потом ходил на судомоделирование. Когда стал старше - стал заниматься пулевой стрельбой, был чемпионом Зеленограда. Колоссальный выбор. Теперь организовать какую-то секцию - удел энтузиастов. В Казани местный житель построил хоккейную коробку в своем дворе и охраняет ее, чтобы дети играли. Так не должно быть. Мы знаем, что каждый ребенок рождается талантливым, и это беда, когда ему нечего предложить.
- В условиях экономического кризиса и сокращения бюджетов, не замечали ли вы тенденции к экономии за детский счет?
Астахов: Нет, в целом, тенденции нет, потому что дети - это последнее на чем здравомыслящий, честный и порядочный человек будет экономить. Все губернаторы, с которыми мы общались, признают, что ситуация достаточно сложная, но никакие социальные программы урезаться не будут.
- Как тогда можно прокомментировать постановление правительства Москвы, которое отказывает в социальных выплатах и других льготах детям из приемных семей, которые приехали из регионов?
Астахов: Ситуация не столь однозначна. Ведь на этого ребенка, который жил в детдоме и которого привезли в Москву, на него выделялись деньги. Если из другого региона его забрали, это не значит, что, условно, Бурятия за этот счет сэкономила миллион рублей. Это несправедливо.
Я с вами согласен в том, что страдать от этого дети не должны. Я стою на стороне семей. Но я могу привести много примеров, когда семья вынужденно переезжала в Москву, или это были беженцы, и департамент соцзащиты города всегда шел навстречу и назначал пособия, не смотря на регистрацию. Сейчас я направил запрос в прокуратуру и руководству города.
- Вы сказали, что нет тенденции, но все же с разными случаями приходилось сталкиваться?
Астахов: В связи с сокращением бюджетов начали, скажем так, комбинировать. Допустим, область обязана отправить ребенка в санаторий - так называемые реабилитационные курортные услуги. И если раньше отправляли на море, то теперь могут отправить куда-нибудь на юг региона, где тоже есть санаторные условия. И одно дело, если это Алтайский край - я бы сам мечтал поехать в санаторий в Бийск. Но вот есть Ненецкий автономный округ, который входит в состав Архангельской области. И предыдущий губернатор отправлял в архангельский же санаторий. Полгода полярная ночь, ребенку солнца не хватает, ему нужно в Сочи, в Анапу. Причем, в обращениях ко мне пишут: "Не надо летом, в любое время готовы поехать". С такими случаями мы разбираемся.
- Можно ли назвать тенденцией года в вопросе нарушения прав детей их дискриминацию?
Астахов: Да, было много случаев. В детском саду девочке не дали выступить, дочка учительницы с синдромом Дауна не попала в школьный альбом. Но и общество стало по-другому относиться к таким историям. Раньше, быть может, и не заметили бы, а теперь они сразу становятся предметом обсуждения. И чем больше развивается гражданское общество, тем чаще обращается внимание к таким проблемам. Омбудсмен может повлиять на то, чтобы эта проблема не замалчивалась, придавать ей гласность и доводить до разрешения. Обратите внимание, во всех случаях следственный комитет, прокуратура, исполнительная власть - все отреагировали. Людей увольняли, наказывали. Во всех историях нарушенное право человека с особенностями было восстановлено.
- Число детей-инвалидов растет каждый год, сейчас их больше 600 тысяч. Защита их прав - самая острая проблема?
Астахов: На фоне падения других показателей неблагополучия - то есть уменьшение числа сирот, брошенных детей, абортов - число детей-инвалидов ежегодно увеличивается. Отчасти из-за общего роста детского населения. Отчасти из-за совершенствования медицинских услуг и увеличения детишек с врожденными аномалиями. В этой связи самое печальное - сокращение числа коррекционных школ. Вопреки заявлениям, которые я слышу, в том числе и на коллегии министерства образования, я вижу, что идет оптимизация. Коррекционные учреждения заменяют инклюзивными классами - но такого не должно происходить. В определенных ситуациях нам удается отстоять коррекционные школы, в других - нет.
- Вы затронули тему инклюзивного образования. А как вообще обстоят дела с социализацией детей-инвалидов?
Астахов: Если говорить об инклюзии или о дистанционном обучении, то эти направления активно развиваются. Число детей на дистанционном образовании за год увеличивается в несколько раз. Но не менее важный вопрос дальнейшего трудоустройства. Например, в Карелии есть колледж, где дают профессию молодежи с различными заболеваниями. Но они отучились три года, а что дальше? У нас есть федеральный закон 1995 года "О социальной защите инвалидов в Российской Федерации", но на 100 процентов он не реализован нигде. Недостаточно заниматься образованием детей со страшными диагнозами, должна быть программа, у предприятий должны быть квоты на трудоустройство инвалидов. Правильнее говорить о системном подходе к этой проблеме. Пока что он не реализован.
- В 2015 году выросло число преступлений, совершенных несовершеннолетними. Почему?
Астахов: Дело в том, что вся система работает неэффективно. Малолетний преступник в первый раз, как правило, отделывается легким испугом. Ну, поставят его на учет, а дальше? Даже за тяжелые преступления суды склоняются к условному наказанию. А у нас есть 69 специальных образовательных учреждений, все они - полупустые. Можно было бы отправить на год в закрытое училище, где бы проходило исправление. Еще одна структура - ЦВСНП - центры временного содержания несовершеннолетних правонарушителей, куда при определенных обстоятельствах могут быть направлены правонарушители. Таких центров по России - 81, все они отремонтированы, рассчитаны в среднем на 70-80 человек. И с одной стороны там работают психологи, приходят педагоги. А с другой - это зарешеченное здание, в котором становится понятно, что такое ограничение свободы. Посетите любое из них - самое большое вы обнаружите там полтора десятка подростков. И это при таком количестве правонарушителей.
- Вы хотите, чтобы они ломились от заключенных?
Астахов: Я считаю, что лучше остановить подростка таким образом. Потому что без помощи профессиональных психологов, без действительного страха перед жизнью за решеткой, подросток, совершивший преступление, обязательно совершит его второй раз.
- Но ведь эта проблема возникла не вчера, однако раньше цифра падала?
Астахов: В 2010-м году было 72 тысячи преступлений, совершенных несовершеннолетними, в 2014-м она сократилась до 54. И, честно говоря, мы вместе с МВД гордились тем, что меры профилактики работают. 2015 год в некоторой степени нас отрезвил. Стало понятно, что те меры исчерпали свою эффективность. Приведу пример - в 2013-м году в каждой школе был инспектор. А потом в системе МВД пошли сокращения штата, вначале на 10 процентов, потом на 20. И в первую очередь убрали именно школьных инспекторов. И мы видим, как в Находке парень заходит в школу и убивает девочку - 37 ножевых ранений. Как в Москве школьник расстреливает своего учителя. Казалось, что в российских школах этого никогда не будет, и самое страшное, что может случиться, это распыленный на переменке перцовый баллончик.
- Количество преступлений, которые совершаются против половой неприкосновенности несовершеннолетних, за год увеличилось больше, чем на 20 процентов - с 10 тысяч до 12. Что нужно сделать, чтобы изменить динамику?
Астахов: Преступления педофильного характера - самые отвратительные, самые мерзкие и самые опасные из всего, что вообще может быть. Мы боремся за то, чтобы преступников, осужденных за педофилию, не освобождали условно-досрочно, чтобы не было срока давности у таких преступлений, чтобы за ними был пожизненный административный надзор. Я добиваюсь того, чтобы появилась база данных. Как в фильме "Доверие", когда герой, разыскивая педофила, узнает из такой базы, что сосед из дома напротив был осужден за насилие над несовершеннолетним, через три дома - другой.
- Да и в целом внимание Голливуда к теме растления несовершеннолетних - свежий пример получившая в этом году Оскар лента "В центре внимания" - говорит о том, что эта не исключительно российская беда.
Астахов: Американские правоохранительные органы считают эту проблему - проблемой номер один. Казалось бы, работа полиции, судебной системы, общее ощущение защищенности… Но, тем не менее, число таких преступлений в США растет. И измеряется десятками тысяч в год. Думаю, что бороться с этой бедой можно, только объединившись.
- Такое объединение не помешало бы и на поле борьбы с детской порнографией.
Астахов: Прежде всего, нам следует ввести уголовную ответственность за ее хранение или личное пользование. Российский сегмент интернета уже стал архивом детской порнографии. И борьба была бы более эффективна, если бы мы консолидировались с международным сообществом.
- Как обстоят дела на международной арене с изъятием детей из российских семей?
Астахов: Таких случаев однозначно стало меньше. В том числе и потому, что мы активно с этим боролись. В Норвегии экспертное сообщество приходит к заключению, что Барневарн (местная служба опеки) перегибает палку и применяет чрезвычайные меры. За два года там прошли три демонстрации на эту тему, в правительство пишут письма. Я должен пояснить: до того, как мы начали защищать своих детей, никто в общественном пространстве даже не поднимал такого вопроса - там это не принято. Те же норвежцы, они очень законопослушные люди и считают, что если пришли социальные службы и забрали ребенка, то так надо. Они послушно ходят на полагающиеся курсы, тренинги, собеседования. Ни одно СМИ об этом не будет говорить, и никто не возьмет у них интервью, потому что это закрытая тема, это персональные данные, это личные дела. Мы же начали привлекать внимание к проблемам, говорить о них, и оказалось, что от чрезмерности действий Барневарн страдают не только российские семьи.
- Информационное поле - единственное поле борьбы с зарубежными социальными службами?
Астахов: За все это время мы отработали механизм взаимодействия с местными властями, с правозащитниками, с нашими консульствами. В Финляндии, например, результатом стало создание контактных групп. И социальные службы уже больше ориентируются не на крайние меры, а на разъяснительную работу. Я считаю, что с нами стали считаться.
- Павел Астахов в достаточной мере медийный человек и с критикой ему приходится сталкиваться часто. "Где Астахов?", "Почему молчит Астахов?" - слышно по поводу и без. Как вы к этому относитесь?
Астахов: Я принимаю любую критику. Внимание к нашей работе, позитивное ли, негативное, полезно всегда. Если меня вспоминают в любой ситуации, значит, меня четко ассоциируют с тем, что защищаю детей. Любая претензия к системе образования: не дали места в дошкольном учреждении, ребенка притесняют учителя, - претензия идет не к министру образования, а к Астахову. Да, у нас 19 федеральных ведомств, которые занимаются вопросами защиты детей, и моя компетенция не складывается из компетенций всех этих ведомств. Но я изначально занял позицию не объяснять границы своих возможностей. Не объяснять, что я не отвечаю за правоохранительные органы, что не отвечаю за образование. Я стараюсь любой упрек принимать на себя: скажите, в чем проблема, в чем "претензия к Астахову", а дальше мы разберемся, обратимся в прокуратуру, обратимся в минобрнауки. Главное - решить проблему. И если она есть, то, пожалуйста, пишите, ругайте.
- Но время от времени вас ругают даже не за бездействие, а за какие-то слова, формулировки, выступления.
Астахов: Я считаю, что это уже не связано напрямую с моей деятельностью и вне рамок моей работы. Будучи уполномоченным, я не перестаю быть человеком, со всеми человеческими недостатками и слабостями. И каждый человек может сказать все, что угодно. Иногда мне кажется, что такая критика Астахова - это способ заработать себе очки в публичном пространстве. И если бы я обращал внимание на все, что говорится вокруг, то мне не хватало бы времени заниматься своей работой.
- В прошлом году был шквал критики опросу, который вы решили провести в твиттере о том, можно ли связывать детей. Такая постановка вопроса уместна?
Астахов: В той ситуации я понял, что специализированные вопросы нужно задавать адресно. Потому что участвовали в том опросе те, кого эта проблема - проблема фиксации детей в психбольницах и специнтернатах - не касается, кто с ней не сталкивался. И дискуссия вылилась не в обсуждение проблемы, а в ироничные ответы и фотожабы. Такие вопросы надо задавать подготовленной аудитории, я понял это и больше подобных опросов не проводил.
- Вы самостоятельно ведете блог, это не мешает вашей работе?
Астахов: Я бы сформулировал вопрос иначе - как он помогает. Вот посмотрите, вчера я выложил в Инстаграме, как делаю овощной салат. Почитайте комментарии к этой записи: "Когда будут новости по Матвею?", "Когда разберутся с детским домом "Забота"?", "Когда помогут Саше Новиковой?" В течение дня я несколько раз просматриваю комментарии. И сразу же пересылаю своему сотруднику. Мне кажется, что блог - один из наиболее эффективных способов связи с гражданами.
- Нет ли противоречия в том, что видео с салатом появляется в блоге с названием "рфдети"?
Астахов: Это мой личный блог, он зарегистрирован на меня, в нерабочее время, я могу выложить и природу, и солнце, и что угодно. В рабочее я выкладываю официальные новости. Я не думаю, что есть какое-то противоречие. Социальные сети - примета времени. Даже фото салата помогает получить обращения о новых детских проблемах, чтобы быстро отреагировать и помочь.
- Решение многих проблем - это вопрос вашего взаимодействия с другими чиновниками. Как оно проходит?
Астахов: Сложно обобщить. Приведу два примера. Некоторое время назад была проблема по защите алиментных обязательств. В детском доме 80 ребят должны получать алименты, а получают только 10. Мы в плотном контакте работали со службой судебных приставов. Артур Олегович Парфенчиков выпустил приказ, в соответствии с которым невозможно сдать отчет в отделение районных судебных приставов без сверки с детскими интернатными учреждениями. Так вопрос был решен. И другой пример. 21 сентября 2015 года в Уфе педофил убил девочку, она шла в школу. Родители только вечером узнали, что дочери не было в школе, ночью кинулись искать. Я обратился в министерство образования и науки, что следует сообщать родителям, если их ребенок не пришел в школу. Мне пришло три письма - это не в нашей компетенции, это должно решаться в регионах. Хорошо в Москве или Питере, ученик приложил пропуск и сразу отправляется смс-ка родителям, в школе их ребенок, или нет. А в других городах? Но мои сотрудники нашли приказ министра Филиппова от 2006 года о том, что классный руководитель в течение первого урока обязан сообщить директору школы об отсутствующих учениках, а директор - связаться с родителями. Получается, что уполномоченному нужно объяснять, что находится в компетенции федерального министерства, а что - регионального. Мы готовы это делать: помогать, разъяснять, выступать "наладчиками", если что-то ломается в системе, главное - вовремя включиться и найти решение без лишней бюрократии.
70 800 детей числятся на учете в государственном банке данных в 2015 году.
33 400 человек в прошлом году были лишены родительских прав.
1980 детей-инвалидов были переданы на семейные формы устройства.
30 900 кандидатов в усыновители и приемные родители состоят сейчас на учете в органах опеки и попечительства.
102 600 несовершеннолетних были признаны потерпевшими в 2015 году (рост на 7,5 процента к прошлому году). Из них 12 175 вследствие преступлений против половой неприкосновенности и половой свободы (рост на 21,9 процента).