Главная интрига заключается в позиции Ирана. Сейчас он в одиночку создает проблемы, которые очень дорого обходятся другим нефтяным державам.
Начальник управления по стратегическим исследованиям в энергетике Аналитического центра при правительстве РФ Александр Курдин рассказал "РГ", что встреча в Дохе - это серьезно. И уже одно ее ожидание принесло российскому бюджету миллиарды рублей дополнительных нефтяных поступлений, поддерживая нефтяные цены на уровне 40 долларов за баррель. Поэтому, говорит эксперт, надо чаще встречаться.
Александр Александрович, а что произойдет после 17 апреля, если ожидания будут все-таки обмануты? Ведь можно вспомнить, как все надеялись на встречи ОПЕК в 2014 и 2015 годах, и что случилось после того как они фактически окончились ничем.
Александр Курдин: Временный шок возможен, но вряд ли это обрушит цену ниже 30 долларов за баррель. Я не скажу, что рынки многого ждут от этой встречи, скорее, отношение к ней осторожное.
А если встреча будет иметь успех?
Александр Курдин: Если стороны договорятся о заморозке добычи, если останется устойчивой тенденция к снижению добычи в США, если Иран не будет наращивать добычу сверх тех уровней, которые были до санкций, вот тогда цены могут приобрести некоторый положительный импульс. Но с учетом той тяжелой ситуации, которая сейчас есть на рынке, не следует, конечно, ждать, что они поднимутся существенно выше коридора от 40 до 50 долларов за баррель.
С точки зрения дефицита бюджета это нас устроит?
Александр Курдин: Это, конечно, нас не устроит. Потому что для федерального бюджета и цена в 50 долларов не слишком комфортная.
Если же цена останется на уровне 40 долларов, как сейчас, то считайте, что за 2016 и 2017 годы бюджетный дефицит может составить 6 триллионов рублей. Из них 4 триллиона можно взять из Резервного фонда, но вот дальше брать будет неоткуда, резервы закончатся. То есть надо или дополнительный триллион получать сейчас, или сразу 2 триллиона где-то искать в следующем году.
Насколько представительной будет встреча в Дохе для нефтяного рынка?
Александр Курдин: По большому счету это будет ОПЕК плюс Россия.
Добыча ОПЕК - почти 40 миллионов баррелей в день, России - более 10 миллионов, соответственно около половины мировой добычи может быть представлено на встрече. Если не будет Ирана, а с ним ситуация непонятная, то несколько меньше. Иран может приехать, но при этом не участвовать в сделке, выступать как наблюдатель.
В чем состоит в данном случае роль Ирана?
Александр Курдин: Иран создает проблемы, которые очень дорого стоят другим экспортерам нефти.
Как ожидается, мировой спрос в этом году возрастет чуть более чем на миллион баррелей в день. Что касается суммарного предложения, то оно в целом останется стабильным в странах вне ОПЕК, за исключением США. Там по итогам первых месяцев 2016 года подтверждается прогноз о довольно быстром сокращении объемов добычи, и за год они упадут где-то на полмиллиона баррелей в день.
А вот предложение нефти со стороны ОПЕК может возрасти примерно на один миллион, и в основном за счет Ирана. За первые три месяца года он уже где-то 0,3-0,4 миллиона баррелей в день прибавил, а это те же самые объемы, которые выпали из добычи в США.
Таким образом, если в прошлом году избыток нефти на мировом рынке составлял более полутора миллиона баррелей, то теперь он сократится до одного миллиона баррелей в день.
И этим миллионом мы обязаны как раз Ирану?
Александр Курдин: ОПЕК в целом, но прежде всего Ирану. Если бы этого прироста не было, тогда в течение этого года в основном избыток бы исчез. Более того, уже во втором полугодии, скорее всего, возник бы некоторый дефицит нефти на мировом рынке, цены тогда пошли бы вверх.
А Иран больше заинтересован в восстановлении объемов добычи, чем в повышении цен?
Александр Курдин: Иран относительно других членов ОПЕК от падения цен на нефть не сильно пострадал - у него бюджетный дефицит был в 2014 году равен одному проценту ВВП, а в 2015 году стал три и будет в 2016 году менее двух процентов, если они нарастят добычу.
Проблемы у них были связаны прежде всего с санкциями. Поэтому требовать от них, чтобы они сейчас остановились, прекратили наращивать добычу после отмены санкций, нельзя. А вот у других стран-нефтеэкспортеров из-за снижения цен речь идет об ухудшении сальдо бюджета на 10-15 процентов ВВП, в Саудовской Аравии дефицит приближается к 20 процентам ВВП.
Так им это соглашение даже нужнее, чем России, у которой дефицит в разы меньше.
Александр Курдин: Дело в том, что у саудитов суверенный фонд сильно побольше, чем у России, даже при таком дефиците им хватит надолго... Речь идет о более чем 600 миллиардах долларов, а вот нам с нашими 50 миллиардами долларов в Резервном фонде деваться особо некуда.
Странам ОПЕК и России было бы выгоднее "выкупить" у Ирана его восстановление добычи. Потому что излишек, который бы получили эти страны от того, что Иран затормозил бы рост своей добычи, превзошел бы те потери, которые понесет Иран в этом случае.
В какой форме? Как это сделать?
Александр Курдин: Вплоть до прямого финансового участия, например дать Ирану кредит... Я ни в коем случае не хочу сказать, что есть какие-то такие планы, я просто говорю это как экономист.
Предположим, Иран добавляет миллион баррелей добычи в день, это 365 миллионов баррелей в год. При цене 40 долларов за баррель выходит порядка 15 миллиардов долларов за год. Конечно, потери всех других стран существенно больше. Даже если взять только четыре страны, которые до сих пор договорились о заморозке, - Саудовская Аравия, Венесуэла, Россия, Катар, то при подъеме среднегодовой цены с 40 до 50 долларов они с их суммарной добычей около 28 миллионов баррелей в день получили бы дополнительно около 100 миллиардов долларов за год.
А не могли бы мы сами вместе с ОПЕК как-нибудь сократить свою добычу? Если это так надо. А Иран оставим в покое.
Александр Курдин: С одной стороны, да, у вас почти 50 миллионов баррелей в день, вы сократите немного, всего на несколько процентов вашу добычу... Но здесь возникает проблема коллективного действия. Потому что если все принуждают Иран, это одна история. А если каждая страна должна сократить хотя бы немножко, то каким образом кто кого будет контролировать, это большой вопрос.
Те страны, которые на встречу в Доху не приедут, хотя на них приходится другая половина мировой добычи, почему они будут просто зрителями?
Александр Курдин: Во многих странах нефть добывается для собственного потребления. Допустим, Китай является одним из крупнейших производителей нефти, но понятное дело, что всю ее потребляет сам. США, страны, добывающие нефть в Северном море, - это все импортеры. У них совсем другие интересы, чем у стран-экспортеров.
США как нетто-импортера нефти все-таки интересуют низкие цены, несмотря на его гигантскую нефтяную отрасль?
Александр Курдин: Их интересуют стабильные, не слишком низкие цены. Понятное дело, что избирателю нужен дешевый бензин, но нефтяная отрасль - это и заказы для обрабатывающей промышленности, и лобби, которое дает деньги на предвыборную кампанию.
То есть решение о "заморозке" с последующим возвращением цен к 50 долларам выгодно и США?
Александр Курдин: Да.
Интересно, а как технически можно организовать заморозку добычи? Ведь не одни же государственные компании в наших странах нефть добывают.
Александр Курдин: Начнем с того, что в большинстве стран, которые соберутся в Дохе, добычей занимаются государственные компании, и им повернуть кран в ту или другую сторону очень просто.
У России немножко другая ситуация, потому что у нас даже компании с государственным участием являются частными предприятиями. В той же "Роснефти" долей владеет BP, у нее свои интересы, они могут не понять такую ситуацию. Вдобавок не следует забывать, что все-таки планируется приватизация "Роснефти", и, конечно, если компания "по звонку" начинает манипулировать добычей, для инвесторов это не самый лучший фон.
Но здесь могут идти переговоры. Нефтяных компаний счетное количество, и при согласии на заморозку они могут рассчитывать на ответные шаги со стороны государства, включая смягчение разнообразных регуляторных требований.
А можно и так тонко настроить систему налоговых платежей и пошлин, чтобы компаниям было бы сейчас невыгодно увеличивать экспорт. Правда, потом может так получиться, что эффекты окажутся не вполне такими, которые планировались. Поэтому все-таки проще вести переговоры о временном моратории, в том числе с крупнейшими частными компаниями.
Тем более что, наверное, не так уж много возможностей по увеличению добычи сейчас в России. В прошлом году ведь был поставлен рекорд.
Александр Курдин: На протяжении всех последних лет экономисты, энергетики предупреждают, что мы уже на потолке практически. Но каким-то образом каждый год удается бить рекорды. В прошлом году это отчасти было связано с девальвацией рубля, и это позволило немножко снизить издержки. Другое и, может, более важное обстоятельство - снижение экспортной пошлины в ходе налогового маневра. Это поддержало экспорт сырой нефти из страны, а вслед за ним и добычу. В этом году таких резких поворотов не планируется, но в пределах одного процента рост возможен.
Мы можем этим поступиться?
Александр Курдин: Гораздо лучше продать нефть подороже потом, чем подешевле сейчас. Потому что даже при неблагоприятном сценарии если не в этом году, то в следующем цены начнут восстанавливаться. И если есть возможность ограничить добычу нефти без заморозки каких-либо действующих скважин, а просто за счет отказа от ввода новых мощностей, то сделать это для компаний тоже выгодно.
Не напоминает ли все это обстоятельства создания ОПЕК? Только теперь будет новый формат - "ОПЕК плюс", вместе с Россией.
Александр Курдин: Вряд ли создание такой постоянной организации возможно, скорее речь идет о создании кризисного механизма реагирования на нестабильность цен. Россия всегда проводила политику суверенитета в такой чувствительной сфере, как нефтяной рынок.
Однако сейчас она готова взять на себя ограничения...
Александр Курдин: Сейчас складывается ситуационная коалиция, временная. Она реально нужна до конца года, когда положение на рынке улучшится.
А ОПЕК подразумевает обязательства по регулярным встречам и порой принимает политические решения, которые необязательно связаны с ситуацией на рынке нефти. Самый яркий пример - эмбарго на поставки нефти странам, поддержавшим Израиль в его конфликте с Сирией и Египтом в 1973 году.