Она написала о долге государства перед Сашей Немцовым (так звали парня). О долге, который не был отдан страной не только Саше, но и тысячам других парней, воевавших на той неизвестной войне. Ее публикация в тогдашней "Комсомолке" изменила ситуацию, переломила ее. Родина училась отдавать долги своим сыновьям. А мы - журналисты, знакомые и незнакомые с Инной Руденко, учились у нее практическому применению совести в нашей профессии. Кто-то научился, кто-то нет. Но в любом случае все мы остались у нее в долгу. А долги надо отдавать. Так и возникла эта мысль: составить книжку из писем Инне Руденко. Из писем известных и уважаемых журналистов, редакторов, писателей - ее современников. Вот лишь небольшие цитаты из этих писем.
Дорогая Инна Павловна!
Простой грек, современник Перикла, не знал, что живет в эпоху наивысшего расцвета человечества.
Просидев с тобой много лет в одном кабинете, я не стал Периклом, но уровень простого грека перерос: уже тогда я осознавал высоту и качество той нравственной журналистики, в которой верховодила ты.
Прекрасный период нашего давнего общения мне видится прекрасным и сегодня. Однако реальность понятия "давний" не вытравишь из сознания - прошлое делится на вчерашнее и давнее... Я снова желаю войти в наш с тобой, Инуля, общий кабинет молодости и молча выпить холодной, чистой, как вода в горном ручье, водки, закусив черным, как черные дни в твоей, а теперь и в моей жизни, хлебом, и сказать огромное спасибо судьбе за то, что она вознаградила меня и многих других незабываемым общением с тобой. Держись, не кури, пей и смейся. Посмеяться всегда есть над чем.
Обнимаю. Твой Гек Бочаров
***
Инночка, драгоценная наша!
Свои очерки и беседы, ставшие теперь классикой, ты писала очень трудно, порой мучительно (оттого они и выходили такими чеканными), а тебе все казалось, что могла бы написать лучше. Вечное недовольство собой, конечно, святое чувство, но все же надо когда-то поверить тому, что думают о тебе окружающие. На семинарах и конференциях тебя называют "хранительницей нравственности в российской журналистике". А ты не хочешь осознать этой ответственной роли в отношении к самой себе. Не хочешь понять, что воскрешенные тобою великие "простые истины" продолжают прорастать в душах воспитанных на твоих строчках читателей. И ведь это благодаря тебе, Инна, в нашем безумном жестоком мире прибавилось множество (тысячи!) порядочных людей, ты продолжаешь и сейчас реально участвовать в их жизни.
Лидия Графова
***
Дорогая Инна Павловна!
Впервые мы встретились в комсомолкинском коридоре. Ты только что вернулась из командировки в Нью-Йорк, где в первый, что ли, день умудрилась сломать левую ногу. И вот пришла на работу.
Я был в газете человек новый, все мне было как-то не так, всего я опасался и оттого хвостом ходил за Щекочихиным.
- Ин-на П-павловна, чем же ты теперь п-писать будешь? - сочувственно обратился Щекочихин к незнакомой мне даме с клюкой.
- Щекочихин, я тебя убью, - ответила дама с клюкой.
Я даме представлен не был. Она меня не заметила.
- Эт-то Руденко, - пояснил потом Щекочихин.
Я тебя трепетно люблю, дорожу твоим незаслуженно добрым ко мне отношением и всякий раз, совершая какую-нибудь очередную глупость, надеюсь, что ты о ней никогда не узнаешь.
Павел Гутионтов
***
Милая Инна!
Никогда не говорил тебе добрых и ласковых слов. Это от студенчества, в котором презирались сантименты и почиталась грубоватость. Однажды на лекции в Коммунистической аудитории мы сидели с Ганюшкиным чуть повыше вашего девичьего ряда, и я буркнул Виташке, что, мол, у Руденко красивая коса; он меня одернул: у ней вся красота в зачетке, а сам залюбовался. Он был больше других влюбчив, но все нежные чувства выкладывал на аккордеоне: "В парке Чаир распускаются розы, в парке Чаир зеленеет миндаль...". Помнишь?
Тогда для нас всё зеленело и расцветало. Много лет подряд. В каком-то году, из 60-х, в доме с аркой на проспекте Мира ты, как сейчас вижу, мыла посуду в маленькой кухне после нашей шумной посиделки, а я нахваливал тебя. Ты ставила чайник на плиту и уходила с кухни к гостям, под сияющие глаза Кима Прокофьевича, молодевшего при твоем появлении и, чтобы скрыть смущение, предлагавшего: "Споем или выпьем?". "Споём!" - за всех отвечала ты и зачинала любимую своего гвардии старшего лейтенанта: "Дымилась роща под горою, а вместе с ней горел закат...". Голоса дружеского застолья подхватывали: "Нас оставалось только трое из восемнадцати ребят"...
Виктор Дюнин
***
Дорогая Инна Павловна!
Да, все-таки я берусь утверждать, что главное в жизни - это любовь, дружба, люди, человек. А из этого потом вырастают "тексты слов" в газете. Потому что пишет не рука, не голова и даже не душа. Пишет жизнь того, кто пишет.
Дорогая Инна Павловна! Здоровья Вам и радости, радости, радости!
Ваша Зоя Ерошок
***
Дорогая Инна Павловна, меня всегда изумляло, что Юра Щекочихин говорил Вам "ты" и "Инна".
Даже сегодня, имея полностью седую голову, я никогда не смогу с Вами сфамильярничать. Есть такие женщины, которые вызывают что-то вроде трепетного уважения. Когда они заходят в комнату, все мужчины встают. Это о Вас...
Леонид Загальский
***
Дорогая Инна Павловна!
Только недавно понял: надо прожить долгую жизнь, чтобы наконец стать молодым. Считается, что все-таки в молодости осталась эта привилегия - "чушь прекрасную нести". А оказалось, что именно это главное в судьбе. Чем больше год за годом, год за годом мы вслушивались в твои простые истины, и Спасибо тебе за все, что ты сделала для меня!
Виталий Игнатенко
***
Дорогая Инна Павловна!
В конечном счете в ремесле остаются и добиваются признания только те, кто бился над каждым словом, ненавидел себя за бездарность, вымучивал даже коротенькую заметку, самый что ни на есть проходной репортаж. А кто не мучился, не бился, не "рожал" в муках, - сходили с дистанции, оказывались в сопредельных сферах. К слову, иногда более прибыльных.
Спасибо, что Вы мучились!
Михаил Кожухов
***
Дорогая Инна Павловна!
Ваши обзоры писем и "Беседы с Инной Руденко", как встарь, украшают "Комсомолку". А я давно уже не заместитель главного редактора и Вас не курирую. Да я ведь и не был никаким куратором. Это Вы меня окуривали крепчайшей "Явой" и удивительными разговорами, когда заглядывали в мой кабинет. И я с удовольствием курил с Вами, хотя давным-давно бросил.
Ваш Игорь Коц
***
Дорогая Инна Павловна!
На "Комсомолку" подали в суд герои Вашего очерка, написанного по следам самого смелого тогда фильма "Покаяние". Если я не ошибаюсь, это был первый, чуть ли не показательный, суд над одним из самых уважаемых авторов самой комсомольской газеты страны.
Меня вызвал главный редактор Селезнев и сказал: "Ты - ответственный секретарь газеты. Вот ты и будешь ответчиком на суде".
Так мы с вами стали ходить на судебные заседания. Почти как на работу. Манеру свою быть главным в коридоре я не оставил. И однажды Вы сделали мне замечание: "Что ты носишься, как у себя дома?! Скромнее надо..." Тогда Вы преподали мне настоящий урок! В зале суда Вы преображались. Отвечали уверенно и четко, не позволяли себя перебивать, логика Ваша была безупречной. Я лишь изредка подвякивал, понимая: в суде совершенно не важно, как ты себя носишь в коридорах...
Александр Куприянов
***
Инуля!
Мы не задумывались над летящим временем. Ты продолжала писать свои заметки в газету, необходимые как читателю, так и тебе самой, и всякий раз это было в яблочко. Но настал день, когда ты написала свою последнюю заметку - и больше не смогла.
Это было очень тяжело. Насколько тяжело, знаешь только ты. Но и я тоже. И вот тут начался твой подвиг. Твое противостояние безжалостным годам, сопровождающимся болезнями и творческой немотой.
Каждый день ты побеждаешь себя. Каждый день.
Твоя Оля Кучкина
***
Дорогая Инна Павловна!
Я догадываюсь, что жизнь, прожитая праведно, неизбежно откладывает отпечаток на внешность человека. Возможно, прекрасный облик - единственное воздаяние Создателя в течение земной жизни тем, кто утруждает себя поступками по совести. Во всяком случае, Вы - блистательная иллюстрация этого тезиса, а точнее - его полное воплощение.
Мне кажется, фундаментальный вопрос не только нашей профессиональной деятельности, но и просто жизни - ясные и неколебимые критерии оценки того, что происходит вокруг и внутри нас. Я всегда поражался и пытался подражать Вам в Вашей этической безошибочности оценок, этому "звериному" чутью совести. Я благодарен судьбе за то, что знаком с Вами, поскольку теперь знаю: так жить можно не только в романах, но и в реальной жизни (простите за тавтологию).
Спасибо Вам огромное.
Я Вас люблю.
Живите долго.
Юрий Лепский
***
Дорогая Инна Павловна!
Мы - перегретый рынок надежд. Нам прощения нет, а вот Ваш труд никуда не пропал. Так было в нашей стране - советские бабушки становились мамами, только получив внуков. Поколение своих детей они упускали, во внуков вкладывали все. И сейчас так. Я смотрю на молодняк, они по строчкам разбирают "Долг", "Рыжего", историю с "Покаянием" Абуладзе и говорят: "Круто, вот это лонгрид!" (по-нашему - "командировка по тревожному письму"). Вот они - Ваши! Вот за них Вам спасибо, а за нас извините...
Ваш Д. Муратов
***
Как в государствах бывает "теневой" кабинет министров, реально управляющий всем, так и в журналистике есть свое невидимое "правительство" - ядро лучших, сила авторитета - и защитное крыло, и - высокое достоинство профессии, перед которыми мнение всех главных редакторов, редколлегий, цензурных комитетов, "отделов печати" где-то там и высочайших "инстанций" - ну, просто ничто. И даже глубже: есть нечто в этом "ядре", что навсегда определяет для тебя, молодого, с кем ты и против кого. Образно говоря, тоже ведь - мостик, переброшенный над ложью, трусостью, лицемерием, бездарностью. С праздником Вас, Инна Павловна, и - спасибо Вам!
Вячеслав Недошивин
***
Итак, дорогая Инна, у тебя сегодня Юбилей.
Твой метод защиты справедливости - нападение на тех, кто ее попирает. Будь то вздорная соседка автора письма в газету или Политбюро КПСС, затеявшее преступную интервенцию в Афганистан... Верность! Вот еще одна, увы, не универсально распространенная ценность, с которой ты не разлучаешься всю твою жизнь. Верность профессии, "Комсомолке", верность родителям и детям, любимому человеку, друзьям. И, в конце концов, а точнее, прежде всего, - верность самой себе, чем и объясняется все остальное.
Твой Борис Панкин
***
Дорогая Инна Павловна!
Наверное, никто в жизни не написал Вам столько писем, сколько написал их я. Да-да, не удивляйтесь. Теперь, на старости лет, могу признаться: практически все "материалы", которые сочинял я когда-то на протяжении таких счастливо долгих и вместе с тем невероятно стремительных двенадцати лет в "Комсомольской правде", были по существу письмами к Вам.
Ибо ни от кого я так горячо и пугливо не ждал "ответа" на них, оценки, как от Вас: я пришел в "Комсомолку", когда Вы там уже были, и ушел, когда Вы еще там оставались.
Впрочем, Вы остаетесь и останетесь в ней всегда, навсегда, покуда есть и пребудет "Комсомольская правда".
Ваш Георгий Пряхин
***
Инночка!
Надо быть однолюбом, как я, в каком-то смысле. Во всяком случае с середины шестидесятых годов у меня единственная и неизменная привязанность - Инна Павловна Руденко. Для нее я пишу, стараюсь и кувыркаюсь.
Господи, как она смеялась на наших "капустниках", как доброжелательна и одновременно строга в оценках моих заметок. Какой поразительно добрый и умный она товарищ. И верный, и верный!
Инночка! Я тебя люблю всегда. Ты излучаешь тепло, которое и есть - жизнь.
Cпасибо тебе за все. И за меня.
Нежно твой Юра Рост
***
Привет, Инна!
Пишу Вам из Праги. Из того чудного города, который в мае 45-го освобождал Ким Костенко, в котором Вы собкор или с ним вместе на рубеже 90-х и где теперь тяну ту же лямку я сам. Но вспоминаю Москву, Ваш дом на Тверской, рядом с Белорусским вокзалом и то, как славно выпивалось нам лет десять назад. Я приходил в скромную квартиру на шестом этаже с коробкой конфет и бутылкой водки. Иногда с яблоками из своего сада. В тесной кухоньке мы сообща сооружали нехитрое угощенье. Садились друг против друга и начинали разговаривать. Время на кухоньке летело незаметно. А мы все говорили, говорили... Про нашу общую "Комсомолку", про то, что случилось со страной, с профессией, со всеми нами.
Владимир Снегирев
***
Дорогая Инна Павловна, добрый вечер!
Если судить о внутреннем мире людей по сегодняшним СМИ, то мы больше не знаем сомнений, не терзаемся вопросами. Спрашивают теперь только у Гугла и Яндекса. В поисковую строку забиваешь вопрос "Зачем я живу?" и до конца жизни читаешь 35 миллионов ответов. О звездах, о тайнах бытия, о смысле жизни никто больше не пишет журналистам. Редакции вздохнули с облегчением и ликвидировали отделы писем. Советская журналистика изучается сегодня студентами журфаков как некий забавный феномен, как тупиковая ветвь эволюции СМИ. Впрочем, некоторые биологи говорят, что и сам человек - тупиковая ветвь.
Ваш Дмитрий Шеваров
***
Дорогая Инна Павловна!
Простые истины, о которых Вы говорили и нам, и читателям в газетной рубрике с этим названием, были земны и мудры, и как-то по-женски созидательны. Помню свое удивление Вашим очерком о Пугачевой, весьма нелюбимой мной. Но Вы заглянули под маску примадонны... Инна Павловна, на мой взгляд, если есть примадонна журналистики - то это Вы!
Элла Щербаненко
***
Дорогая Инна Павловна!
Пока есть Вы, в нашей профессии, уже попавшей не в одну неприличную историю, заложившую в угоду профиту и желтой конкуренции не одну вечную истину, камертон существует. Часто вспоминаю Ваше: бывают времена, когда надо гордиться не тем, что напечатали, а тем, что мы это не напечатали.
Ядвига Юферова
***
Дорогая Инна Павловна!
У меня в памяти все время всплывают Ваши очерки, не самые громкие - например, про председателя колхоза, которого ударил подчиненный. Председатель была женщиной, а подчиненный - мужчиной. В Ваших очерках собраны "модели" бытия. Они не забываются, как школьные пощечины или студенческая переписка, потому что несут в себе что-то большее, чем само событие и мораль вокруг него.
Елена Яковлева
Геннадий Бочаров - известный писатель и репортер
Лидия Графова - председатель исполкома Форума переселенческих организаций
Павел Гутионтов - секретарь Союза журналистов России
Виктор Дюнин - пенсионер
Зоя Ерошок - обозреватель "Новой газеты"
Леонид Загальский - продюсер и ведущий на радио "Культура"
Виталий Игнатенко - президент Всемирной ассоциации русской прессы
Михаил Кожухов - телеведущий
Игорь Коц - шеф-редактор журнала "Родина"
Александр Куприянов - главный редактор "Вечерней Москвы"
Ольга Кучкина - писатель, драматург
Юрий Лепский - первый зам. главного редактора "Российской газеты"
Дмитрий Муратов - главный редактор "Новой газеты"
Вячеслав Недошивин - писатель
Борис Панкин - лауреат Государственной премии СССР
Георгий Пряхин - генеральный директор издательства "Художественная литература"
Юрий Рост - обозреватель "Новой газеты"
Владимир Снегирев - собственный корреспондент "Вечерней Москвы"
Дмитрий Шеваров - обозреватель "Российской газеты"
Элла Щербаненко - директор по связям с общественностью международного конкурса "Живая классика"
Ядвига Юферова - зам. главного редактора "Российской газеты"
Елена Яковлева - редактор отдела "Российской газеты"